Я восхищаюсь сокровищами этого города, памятниками, картинами, фресками, катакомбами. Возле магазинов обычно ускоряю шаг. И, конечно, развалины. Жаль, что его здесь нет. Уверена, что ему бы понравилось. Он ведь хотел изучать историю, но ему не разрешили. Юриспруденция.
«Где я, а где юриспруденция», — возмущался он.
Мне показывают старые рукописи, написанные золотом, и удивляются, что я вообще имею представление о Библии.
«Коммунисты же все сожгли», — говорит архивариус.
Такими они нас себе представляют.
Говорить ли ему вообще что-нибудь? Рассказать о грудах почвы, которые мы привезли в лабораторию музея? Почти каждый день несколько выемок. И в этих грудах — книги, документы, картины, которые мы в начале войны наспех закопали, чтобы спрятать От итальянцев тоже. И поэтому я сейчас здесь. Я так хотела бы вызволить из этой засохшей грязи книги, рисунки, дневники, мемуары. Оживить историю. Хотя бы крупицы истории.
В комнате, наверное, самой маленькой в пансионе, ждет записка.
«Сегодня вечером ужин в посольстве. В семь. Вечернее платье».
С ума сошли, не иначе. Вечернее платье. Как им это вообще в голову пришло. Вечернее платье. В серой юбке и белой блузке отправляюсь в посольство. И то только потому, что хочу есть. Эти римские улицы. Порой мне кажется, что окна домов — и те источают враждебность. Как сегодня, например. Надо торопиться.
В посольстве все весьма любезны. Что это с ними? Швейцар кланяется, посол обнимает, жена посла, оглядев мой наряд, замечает: «Нам вас так не хватает. Заходите почаще».
Хватит врать-то.
Кто-то меня обнимает. Мария.
Мария и Марко приехали в Рим. Они захотели, чтобы меня тоже пригласили на ужин. И так вдруг моя скромная персона приобрела вес в глазах наших дипломатов. Значит, пока я здесь, меня могут ждать новые приглашения на ужин. Любопытно.
«Мария, если бы ты знала, сколько раз за это время я едва не уехала. С трудом выдерживаю», — говорю я, когда мы, наконец, остаемся в саду вдвоем.
«Знаю, знаю. Я три месяца была на учебе в Лондоне. Знала бы ты, как я там плакала».
Мария тоже.
Подсчитываю, высчитываю. Если уеду на неделю раньше, то смогу купить детям велосипеды. Думаю, что так и поступлю.
Вокзал. Любляна. Слезы радости.
«Вот, смотри, наше будущее», — замечает Янез.
С ума сошел.
Нас возят по Бухаресту на лимузинах с синими огнями. Мимо вилл с колючей проволокой на заборах. Мимо огромных зданий, каждое размером с пол-Любляны. Музыка, приемы, здравицы в честь социализма и никакой, вообще никакой жизни.
Вечером мы с Янезом выходим из гостиницы. Через три метра нас останавливают. Ну, может, через десять.
«Запрещено».
«Мы просто пройдемся». Наш ломаный русский.
«Нет!»
Янез рассвирепел, и охрана вызвала Божо, руководителя нашей делегации. Он в бешенстве пришел за нами. Наорал на нас при всех. При дежурном портье, при швейцаре, при удивленных постояльцах гостиницы. Если они, конечно, постояльцы. Орал так, что чудом не сорвал голос.
«Мы вас отправим обратно. Ведите себя так, как от вас ожидают».
Сидим в номере, как побитые собаки. Хорошо еще, что у меня осталась бутылка плетерской грушевой водки, из тех, что везли в подарок. Как знал, что нужно припрятать хоть одну бутылку. Эта привычка у меня еще с партизанских лет. Когда в монастыре Плетерье добывал самогон для раненых, всегда немного припрятывал. Узнай кто об этом тогда, расстреляли бы на месте.
«Сразу видно, что Божо — сербский генерал».
«А про наше будущее, ты же не всерьез?»
Янез оглядывает комнату.
«Мне кажется, здесь подслушивают», — шепчет он.
«Надо оставить немного выпивки на завтра».
Завтра. Новые дворцы, новые пышные речи, новые награждения. Награждают и нас, и их. А людей, живущих в этой стране, мы так и не увидим.
В поезде, ближе к югославской границе в наше купе приходит Божо. Запирает дверь и смотрит на нас.
«Запомните. Все было хорошо. Прекрасно. Румыния красивая и достойная страна».
Молчим. Сколько мы выдержим?
На улице ветрено, а мы с отцом пьем чай в венском кафе. Официант, одетый в черное, приносит нам чай с лимоном и сахаром в серебряных чашечках с серебряными ложечками. И маленькие пирожные на серебряном блюде. Стулья мягкие, драпировки бархатные.