Аркадий Аверченко Страшное издание (Святочный рассказ)
Однажды беспартийному гражданину Расхлябину попался в кафе номер «Русского Знамени», в котором Расхлябин, от нечего делать, прочел:
— «Есть прекрасный и безобидный способ бороться с заедающим Русь жидовством, которое с помощью своей наглой жидовской печати опутывает всю матушку-Россию, чтобы верней ее погубить. Приближается подписочное время, и если всякий русский здравомыслящий человек, не пойдет на обманные широковещательные жидовские объявления, а, вместо жидовской газеты, подпишется на хорошую правую газету — он получит здоровую пищу для себя и для своей семьи и достигнет в своей жизни благополучия, полного здоровья, покоя и довольства».
— Это хорошо, — подумал Расхлябин. — Если я получу здоровую пищу для себя и для своей семьи — лучшего мне и не надо. А там пойдет благополучие, здоровье, полный покой и довольство… Прекрасная идея — подпишусь на эту симпатичную газету!
В тот же день Расхлябин подписался на «Русское Знамя».
— Вот, жена и дети!.. — сказал за утренним чаем Расхлябин, — читайте эту газету! Она несет с собой благополучие, здоровье, полный покой и довольство. А то, ишь ты, какие вы у меня хилые… Да и я сам…
Расхлябин грустно иронически погладил ладонью свою впалую грудь и тощие плечи.
— Авось, поможет.
Прошло три дня. Жена и дети Расхлябина, следуя примеру отца, усердно читали «Русское Знамя». И странно: прежние горячие споры по разным вопросам между отцом и детьми утихли, — все чувствовали себя здорово, благополучно, и покой снизошел под кров нервной истощенной лишениями семьи Расхлябиных… Расхлябин не мог нарадоваться.
Теперь лучшим развлечением Расхлябина было — запереться в комнате, раздеться и осматривать свое раздобревшее полное тело, приводившее его в восхищение.
— Телеса то какие пошли! — умилялся он. Приводило его в смущение только то, что на всем теле стала появляться странного вида щетинка, которая не только исчезала, но росла все больше и больше.
Однажды, сидя утром за «Русским Знаменем», он сообщил жене об этом странном факте, но она пожала плечами и сказала:
— Ничего. У меня тоже самое. Да теперь ведь зима еще лучше! Теплее.
В комнату весело вбежал сын Расхлябиных, гимназист, и с порога закричал:
— Мамочка! А я умею ушами шевелить.
Отец взглянул на него и ахнул: большие висячие уши украшали голову его сына, шлепаясь и раскачиваясь от веселых прыжков мальчугана.
— Как ты смеешь, негодяй! — заревел перепуганный отец.
— Чего ты кричишь на мальчика, — возразила мать. — Иди сюда, мой поросеночек.
Тебя не смеет обижать этот старый толстый кабан.
— А что, папа, — весело завизжал ребенок. — Ты остался с пятачком.
— К каким пятачком?
— Да который у тебя на носу! У людей, говорят с носом, а ты…
Отец открыл рот, выставил два страшных клыка и с ревом бросился к сыну…
По дороге он взглянул в зеркало и — остолбенел: нос его вытянулся, заломился кверху и смотрел в потолок темно-розовым, плоским кружочком.
— Пойдем прогуляемся, — сказала madame Расхлябина.
Муж отложил в сторону газету и смущенно сказал:
— Мне трудно так ходить…
— Как— так?
— На двух ногах… Мне бы и на руки.
— Так кто же тебе мешает?
— На улице — неудобно. Скажут: вот этот толстый кабан Расхлябин со своей женой и поросятами идет.
— Так ходи здесь, в столовой.
— Расхлябин стал на четвереньки и пошел вокруг стола, тихонько повизгивая от удовольствия. На полу он нашел оброненный кем то и растоптанный кусок котлеты. Сел его. Валялся на ковре… Когда вошел сын — бросился на него и пытался сесть. Мать едва отняла.
В столовую вошла кухарка, горничная и с ними двое каких-то людей.
— Мы с вас недорого за них возьмем, — сказала кухарка. — Сам то стар, за то сама объедение. А детишки — все молочные. Молоком кормленные.
— Их можно-бы к Рождеству и заколоть, — сказал один человек, по виду мясник.
— Дело колбасное, — кивнул головой другой.
В ту же ночь два страшных человека резали семью гражданина Расхлябина. Сам Расхлябин долго боролся и даже укусил своего убийцу, а жена его умерла сразу, и последние ее слова были:
— Прощайте, мои поросятки. Дай вам Бог благополучия, здоровья и полного в жизни довольства!
И испустив дух, не слышала она отчаянных предсмертных воплей — последних в роде Расхлябиных.