– Хорошо, – стиснув зубы, согласилась я.
Я промыла рану перекисью, перевязала бинтом и наложила жгут выше нее. Уже наматывая жгут, я думала… Водила-то силен! Мало того, что до сих пор терпит боль, он ведь еще как-то поднимал меня и укладывал в машину. Как это можно было сделать с простреленной рукой?! Я пригляделась: сплошные мышцы да и объем, дай боже! Уважение к нему возросло. В моей небогатой на любовные приключения жизни попадались все больше хилые парни. Сейчас модно, чтобы мальчики были похожи на девочек, а девочки – на мальчиков: так называемый унисекс стирал границы полов. Мне это никогда не нравилось. Хотелось, чтобы мужчины были мужественными, как в старых фильмах про войну. Я хотела рассмотреть раненого в зеркале обзора, но на улице было уже темно, а света от приборной доски было недостаточно.
– Вы как? – заботливо спросила я.
– Да, спасибо! Сейчас немного лучше. Тебя как зовут?
– Сте… – начала я, но вспомнив, что он принимает меня за мальчишку, решила назваться мужским именем: – Степан!
«Не буду пока рассекречиваться», – решила я. Может, так безопаснее. Мое женское имя – Анастасия, но с детства, благодаря моему любящему папе, все называют меня Стеша. Пока я была маленькой, меня называли Настенькой. Когда я начала подрастать, папочка, умиляясь моей красоте, говорил:
– Ну, Анастасия, совсем взрослая! Ты уже не Настенька, а Анастейша! Будем тебя так называть!
Мама согласилась. Только бабушка, у которой был зоркий и не замыленный слепым обожанием глаз, сказала:
– Ой, не смешите меня! Какая из нее Анастейша?! Вот Стеша – в самый раз!
С тех пор все родные и друзья зовут меня Стешей. Я так привыкла, что не всегда отзывалась на имя Настя или Анастасия. Да и права была бабушка. Имя Анастейша могло подойти какой-нибудь сказочно красивой девочке, а не такому лягушонку, как я. Я с детства не питала иллюзий относительно своей внешности, так же, как и бабушка. И только мои родители с самых пеленок считали меня необыкновенно красивым ребенком. Раньше, держа меня высоко на руках, мама говорила:
– Виктор, ну посмотри, какая она красивая, необыкновенная девочка!
Папа ей вторил. Бедная бабушка, глядя на мои кривенькие ручки и ножки, на некрасивую мордочку, думала, что у мамы послеродовая горячка, и она не замечает моей непривлекательности, а папа ей вторит, чтобы не огорчать. Но время шло, а родительское помешательство не проходило: они слепо обожали свое дитя. Только бабушка видела все мои недостатки, и поэтому часто спускала с небес, куда меня возносили родители, на землю. Она считала, что я должна была приспособиться к реальному миру с теми данными, какие мне дал бог. И она была права. Бабушка подсказывала, как, не будучи симпатичной, стать милой. «Знаешь, многие красивые люди бывают неприятны в общении, так как не обладают обаянием. Стоит им начать говорить, как они теряют всю свою привлекательность. Научись слушать собеседника, запоминать то, что его волнует. Старайся быть искренней и участливой. Ты увидишь, что эти качества намного ценнее холодной красоты», – говорила она. И я училась запоминать, сопереживать, в общем – обаять.
– Меня зовут Антон, – прервал воспоминания мой случайный попутчик.
Что мне ему ответить? Очень приятно? В нынешней ситуации приятного мало.
– Угу, – сказала я.
– Тебе опять плохо? – спросил Антон.
– Нет. Все нормально. Только нога болит, и синяки под глазами.
– Если не умру, посмотрю твою ногу. Когда приедем, – пообещал Антон.
Вот! Еще «умру» придумал. Я от одного трупа прибежала к другому. Ну что ж за день-то такой?!
– Куда приедем? – наконец догадалась я спросить.
– В один дом. Там мы будем в безопасности.
Мне понравилось это «мы». При чем здесь я?! У меня почти все было нормально, пока он меня не сбил. Ну, не считая жмурика в ванной. Кстати, нужно позвонить кому-нибудь и сообщить о том, что со мной произошло. Я начала искать сумку. Безуспешно. Рядом со мной ее не было.
– Ты чего засуетился? – спросил Антон.
– Ищу свою сумку.
– Никакой сумки я не видел рядом с тобой. Ты уверен, что она была?
– Абсолютно!
– Извини, Степан! Наверное, я ее не заметил второпях.
Кошмар! Катастрофа! Положение усугубляется с каждой минутой.
– Мне нужно позвонить. Дайте мне телефон!
– Родителям?
– Нет. То есть да, – что еще мог ответить мальчик в моем положении?…
– Я не могу тебе дать телефон. Я не знаю, кто в меня стрелял, по чьему заказу. Не знаю, насколько серьезны киллеры. При желании они могут выследить по телефону, а мне пока светиться нельзя: сейчас я слишком уязвим. Потерпи немного. Я приду в себя и придумаю, как успокоить твоих родителей.