— Как же так? — удивился Эдик. — Как можно бегать с закрытыми глазами?
— Из-за возбуждения. От страха закрыл и бежит. Этой сценой я чётко передаю состояние перепуганного человека, — с достоинством ответил Шкода.
— Но в городе нельзя так бегать! В дом врежешься или…
— Да ты не понял! Это же метафора, преувеличение.
— Странная какая-то метафора.
Настойчивость Эдика разозлила Шкоду:
— Что привязался: город, дома! Слепые вообще не видят. И ничего — живут!
— Ладно, — обречено вздохнул Эдик, — ты автор — тебе видней.
— То-то же, — успокоился Шкода и попросил не перебивать его больше с ерундой.
Эдик хотел было напомнить, что ночью маршрутные трамваи не ходят, но это замечание показалось ему таким незначительным, ничтожным, не заслуживающим драгоценного внимания великого автора-новатора, что он прикусил язык и вскоре, слушая монотонную речь Фёдора, чуть было не задремал. Однако хохот автора вывел Эдика из оцепенения. Глядя на радующегося писателя, он также не смог сдержать улыбку.
— Правда, хороший анекдот? — отсмеявшись, поинтересовался Фёдор.
— Какой анекдот? — спросил Эдик.
— Который Мария рассказала клиенту.
— Извини, я что-то не совсем понял его смысл.
— Ну, как же? — удивился Шкода. — Приходит Чебурашка в магазин и спрашивает: "У вас леписины есть? Продавщица поправила: "Не леписины, а апельсины. Нет апельсинов". На другой день опять: "У вас леписины есть?" — и так всю неделю. Продавщице надоело поправлять, она и говорит: "Ещё раз скажешь "леписины" — прибьём за уши к прилавку". На следующий день Чебурашка приходит и спрашивает: "У вас гвозди есть?" — "Нет". — "А леписины?".
— Да, — задумчиво сказал Эдик, — хороший анекдот. Только вот мне кажется, что проститутки клиентам такие анекдоты не рассказывают.
— А какие, по-твоему, рассказывают? — недоумённо спросил Шкода.
— Если только постельные. И речи с клиентами ведутся совсем не такие, как в твоей повести, и образ жизни у проституток не такой, и работу свою они не любят.
— А ты откуда знаешь? — недовольно спросил Шкода.
— Догадываюсь, — ответил Эдик.
— Догадываюсь, догадываюсь… — передразнил Шкода. — Можно подумать, что ты сам проституткой в гостинице работаешь.
Эдик не стал тратить время на возражения, потому что с нетерпением ожидал, когда повествование наконец-то закончится и можно будет поехать домой отоспаться. Но писатель мучил его своей повестью ещё целых три часа. Когда он окончил чтение, Эдик, поблагодарив за оказанное ему доверие, собрался было уходить. Шкода задержал его у порога:
— А как же обсуждение? Что ты можешь сказать о моём творении? Правда, искренне, правдиво, актуально и неожиданно?
— Да как тебе сказать? — задумчиво ответил Эдик. — Действительно, много необычного и неожиданного. Однако отдельные эпизоды, фразы и выражения мне не понравились.
— В самом деле? — удивился Шкода. — А какие?
— Скажем, в описании Малыша. Ты пишешь, что он был сексуальным виртуозом-экспериментатором…
— По-моему, это большая находка, — возразил Шкода. — И очень жаль, что ты её не оценил.
— Ладно. Ответь мне только, где ты видел гладко выбритых беззубых блондинок, обладающих лучезарной улыбкой?
— Что? — почесал голову раздосадованный Шкода. — В самом деле, придётся заменить.
— Вот, вот, — сказал Эдик, — и замени ещё эпизод, где ты описываешь драку Малыша с сантехником Унитазовым.
— Но это же центральный эпизод! — возмутился Шкода. — Его-то зачем менять?
— Слишком уж здесь всё неестественно, — сказал Эдик.
— Ты, видно, невнимательно слушал, — махнул рукой Шкода.
— Как же, я хорошо запомнил этот эпизод, — возразил Эдик, к этому месту в повести он ещё не успел как следует задремать. — Когда преступники похитили Марию, — решил пересказать сюжет Эдик, — твой Малыш мчится по городу в поисках сантехника Унитазова и находит его на стройке. Сантехник, помахивая огромным гаечным ключом, обследует тяжелую бетонную стену. Малыш подбегает к противнику и грозно требует: "А ну-ка живо гони мне десять копеек!". "Но у меня нет мелочи", — виновато пожимает плечами сантехник. Тогда твой главный герой с криком: "Так ты, гад, не хочешь одолжить мне гривенник?!" — лупит сантехника ногой по зубам. Тот падает как подкошенный. Малыш начинает топтать и пинать сантехника, требуя сознаться, где спрятана Мария. Сантехник не хочет. Малыш хватает его за волосы и стучит головой человека об стену. Но тут, ты так пишешь, откуда ни возьмись примчались дворник Подметайко, столяр Деревяшко, слесарь Порчугайкин. Заметив их, Малыш перепрыгивает через трехметровую бетонную стену и мчится за подмогой в кооператив "Обмер". Подумай только, Федя, как всё это глупо выглядит, сколько здесь неточностей, откровенного писательского брака.
— Как-то ты всё опошлил, — недовольно покачал головой Шкода.
— А фамилии? — продолжил Эдик. — Какой дурацкий у тебя подбор! И кооперативов с названиями "Обмер" или "Обман" я не встречал, и шутки у тебя преимущественно плоские.
— Эх, плохо ты юмор-то понимаешь, — раздраженно заключил Шкода.
Наступило тягостное молчание. Наконец Шкода спросил:
— Как тебе концовка повести?
Её окончание напомнило Эдику окончание когда-то нашумевшего произведения Кунина "Интердевочка", и Эдик сказал:
— Чувствуется влияние отечественной литературы перестроечного периода.
— Слушай, может быть, перевести на английский язык и послать в американские художественные журналы? — с надеждой спросил Шкода.
— Будет международный скандал, — попытался пошутить Эдик.
— Это ещё почему? — не понял шутки Шкода.
— Из-за щенка. У тебя фигурирует щенок породы рокфеллер.
— Не рокфеллер, а ротфеллер, — поправил Шкода. — Что-то тебе слышится всё не то, что надо.
— И порода называется не ротфеллер, а…
— У тебя всё? — грубо прервал Эдика Шкода.
— Советую тебе больше не писать о том, чего не знаешь, — спокойно сказал Эдик.
— Я не нуждаюсь в твоих советах! — злобно ответил Шкода.
— Тогда зачем позвал меня? — удивился Эдик.
— Убирайся! — вдруг грозно потребовал Шкода.
Наконец-то желания приятелей совпали! Всё утро Эдик страстно мечтал поскорей покинуть грязную комнату Фёдора. Но Шкода, вместо того, чтобы посторониться и пропустить Эдика, почему-то, злобно сверкая глазами, подскочил вплотную, загородив путь на свободу своим мощным, пышущим гневом телом.
— Не умеешь писать — не берись, — сказал Эдик.
— Ну ты и гад! Да я вышвырну тебя вон!!! — вдруг заорал Шкода, схватил Эдика за воротник рубахи и попытался потащить его по направлению к двери.
Но Эдик упирался. Изловчившись, он смог сильно толкнуть разбушевавшегося писателя. Раздался треск рвущейся рубахи и грохот. Это шлёпнулся Шкода. Вцепившись мертвой хваткой в воротник оторванной рубахи, он больно ударился о спинку кровати.
Глава 2. Смертельное проклятие
С трудом оттолкнув злобного писателя, Эдик выскочил наконец на улицу. Но и Шкода быстро вскочил и бросился к двери. Однако за Эдиком почему-то не погнался, а остался у порога.
Обернувшись, Эдик возмущенно закричал:
— Ты не писатель, ты вредитель!
— Что?!! — топая ногами, злобно заорал Шкода. — Убирайся вон, ублюдок!!!
Тихая улочка огласилась звонким лаем собак, из окна дома, где жил Шкода, высунулась пожилая женщина, хозяйка дома, и погрозила Эдику, невинному оборванцу, кулаком.
— Отдай воротник, вредитель! — зачем-то крикнул Эдик.
Шкода кинул оторванный воротник рубахи в сторону Эдика и закричал:
— Да я проклинаю тебя! Слышишь, проклинаю! Да я напускаю на тебя нечистую силу! Она принесёт тебе скорую смерть! Скоро пойдёшь в могилу! Слышишь, ублюдок, скоро ты подохнешь в страшных муках!
Эдик обернулся опять. Выпучив глаза, Шкода так и стоял на пороге своей комнаты. Он направил раскрытые ладони своих вытянутых рук в сторону Эдика и делал руками какие-то взмахи.