Только на этом пути мы сможем сохранить свою обширную территорию и продолжить мирное экономическое развитие. Гарантировать сопредельным странам территориальный покой и сырьевой порядок. Нагрузка и ответственность, которая ложится на культуру, просвещение, на все общественные институции, связанные с информацией, возрастает сейчас многократно. Но сами по себе культура и просвещение с той задачей, которая поставлена историей, не справятся.
И тут приходится вернуться к самому началу. К тому, что все уже смирились с мыслью о том, что в России XXI века будет господствовать мягкий авторитаризм. Или даже тайно желают этого. Поскольку полагают, что именно авторитарный режим наиболее подходит для этой безответственной, необузданной и рискованной страны. В отличие от русской демократии, которая непредсказуема и чересчур вольна. И от русского тоталитаризма, который чересчур воинственен. Так вот, должен со всей ответственностью сказать, что задача создания единой общегражданской нации, закономерными представителями которой станут все, кто согласен работать на благо России, в условиях авторитаризма неразрешима. Потому что в отличие от демократии, даже самой умеренной, он не предполагает честной, открытой общественной дискуссии. А без такой дискуссии поиск общих ценностных оснований снизу, со стороны общества, неосуществим. В отличие же от тоталитаризма он не имеет механизмов всеобщего контроля за идеологией и не может насаждать общенациональные ценности сверху. Как это до поры до времени делала советская власть. Пока не одряхлела и не помягчела до умеренно-авторитарного состояния. При умеренном авторитаризме задача формирования общегражданской нации решена не будет, а значит, либо будет потеряна территория, либо будет заменена цивилизационная основа культурной традиции. Такой роскоши мы себе позволить не можем. Так что во внутренней политике выбирать мы будем не между авторитарностью и чем-то иным, а между полной демократией и системной тоталитарностью. Между полноценной русской свободой и полномасштабной русской тиранией.
Второй вариант предполагает самопоглощенное отделение власти от общества, опору на тотальные спецслужбы, обострение отношений с миром, вплоть до череды малых войн. Первый невозможен без открытости себе и миру, без вовлечения общества в обустройство новой российской жизни и без ответственной свободы, медленно, спокойно, но неуклонно нарастающей; той самой свободы, что за последние четыре года сжалась в России уже как шагреневая кожа. На исходе второго пути мы получим то же, что получали военные режимы в Латинской Америке, когда исчерпывали сами себя: либо переворот, либо мирную передачу власти дееспособным политикам, которые опять начнут строительство страны с нуля. В итоге первого пути – спокойное самосознание общероссийского народа о нашем единстве поверх национальных расхождений.
Мы опять на рубеже – и в промежутке. Как уже застывали на рубеже XIX—XX столетий. Россия не империя и никогда империей не будет; она еще не федерация, и не понятно, станет ли федерацией впоследствии. Она перестала быть страной атеистической и не стала вновь страной православной, тем более – исламской. В точно таком же промежуточном состоянии находится российская экономика. В 90-е годы произошла великая приватизация доходов; государство, окончательно обанкротившееся, раздавало природные и промышленные ресурсы тем, кто способен был ими эффективно управлять. А неисполнимые социальные обязательства оставляло себе. В начале нулевых годов произошла приватизация расходов; государство перекладывает все долговые нагрузки на плечи гражданина, а себе забирает отлаженные, возрожденные крупным бизнесом производства. Практически все крупные корпорации так или иначе, прямо или косвенно возвращаются под контроль государства; государственно-частное партнерство становится основной формой существования бизнеса в России.
То же самое можно сказать и о демократических институтах; они есть – и их нет, потому что в большинстве случаев действуют совершенно формально. Но в то же время никто не скажет по совести, что в России нет никакой свободы. Влиять на политику власти почти невозможно, но каждый имеет право свободно высказывать свое мнение, по крайней мере в Интернете; никто не вторгается в личную жизнь гражданина, никто пока не требует демонстрировать внешнюю покорность власти и ее партийным опорам. Я бы определил сегодняшний режим в России как точечный авторитаризм. Выбраны три ключевые точки, над которыми установлен контроль: медиа, крупный бизнес, политические институты. Все остальные сферы жизни не контролирует никто. И не собирается контролировать в будущем. Есть рычаги несвободы в свободном пространстве; таков парадокс эпохи, которую мы переживаем.