Давайте еще один момент вспомним из того, что было в начале девяностых. Не знаю, как Вы, а я и многие мои друзья тогда ощущали себя между молотом и наковальней. С одной стороны, себя и многих моих друзей я отношу к убежденным антикоммунистам и в данном случае выражаю не политическую, а христианско-мировоззренческую точку зрения. По моему глубокому убеждению, коммунизм и христианство несовместимы ни в каком смысле. Конечно, нынешняя идеология КПРФ есть на декларативном уровне нечто иное и на декларативном уровне компартия более толерантна к РПЦ и Православию, чем КПСС или тем более ВКП(б) ХХ века, но тем не менее коммунизм и христианство – явления несовместимые. Поэтому никогда ностальгии по советскому прошлому, такого переживания брежневской эры, ныне пропагандируемого, как золотого века нашей молодости, у нас не было. А с другой стороны – тут мы с Вами, как я полагаю, не очень-то согласимся, для меня внутренне несомненно и то, что либерализм по внутренней своей сути христианскому мировоззрению противостоит. Утверждая релятивность ценностей, необязательность или незначимость патриотизма, пропагандируя то, что на протяжении веков в религиозном обществе было табуировано, либерализм отчетливо противопоставляет себя историческому христианству. В этом смысле мы все находились в очень сложной ситуации. Было понятно, что никак нельзя вернуться в Советский Союз, никак не хотелось вместе с Ниной Андреевой не отрекаться от принципов строителей коммунизма…
Но, с другой стороны, было и отторжение от всех этих референдумских лозунгов.
«Да-да-нет-да», «Ельцин – да», «Ваучер – да», «Гайдар – ура!», «Чубайс – ура!», как предлагали нам тогда, тоже было внутренне совершенно неприемлемо. А адекватного патриотического движения, которое могло бы консолидировать людей, не было видно вовсе. Те партии, которые называли себя христианскими, были либо карликовыми, либо не смогли заработать никакого авторитета. Да и традиции не было в России партий христианско-демократического толка, скорее это практика и традиция протестантских стран Европы, в меньшей мере католических, которые являлись наследниками того союза Церкви и государства, который имел место в XIX веке. Не было у нас подобного рода традиции. Церковь наша никогда не была в такой мере вовлечена именно в политический процесс, как инославные исповедания Запада. Может быть, потому, что до 1917 года у нас была государственная Церковь.
Еще один момент, который, кажется, нужно именно по совести отметить. То правда, что священник не должен участвовать в политической борьбе и не должен давить своим авторитетом на людей в отношении их политических взглядов. Когда меня спрашивают об этом, я просто советую поступать по внутреннему убеждению совести. Человек по совести может отказаться от участия в политическом процессе и по совести в нем участвовать. Я глубоко убежден, что мы не вправе, как священнослужители, вне зависимости от собственных воззрений, побуждать людей либо к первому, либо ко второму. Недопустимо говорить, что отказ от политической жизни есть грех перед Богом, ты должен развить себя, смотреть программу «Время», пробуждать интерес к политическим новостям. Как нельзя людей, имеющих взгляды, которые я тоже не вполне могу разделять в области экономики или конкретной политики, убеждать: нет, знаешь, от этого откажись, голосуй за другую партию. Ведь, по мысли Солженицына, наша задача – это побуждать людей вне зависимости от выбора их пути внутри этого выбора поступать не по лжи. Убежден, что это задача не только конкретных священнослужителей, но и принципиальная задача Церкви – Церкви с большой буквы. Если внутри той или иной политической силы будет больше людей, поступающих по совести, а не только по экономической прагматике или партийной логике, то в любом случае это для нашей Родины будет хорошо.
Думаю также, что активное вхождение Церкви в политический процесс возможно только в период крайних общественно-политических кризисов. Это крайнее средство, хирургическое. Его, как и шоковую терапию, нельзя принимать ежедневно, иначе к ней привыкаешь. Кризис 1993 года был особенным временем. Дай Бог, чтобы такое не повторялось в России хотя бы на нашей памяти. Похожим образом в Грузии Патриарх Илия определенным образом выразил позицию Церкви, когда нарастала гражданская конфронтация, которая могла обернуться во внутринациональный конфликт. И это понятно, ведь ситуация в стране, как, по крайней мере, кажется извне, оказалась не так далеко от открытого гражданского противостояния, и голос Церкви необходим. Но в регулярном политическом процессе законотворчества скорее это может быть экспертная оценка извне, чем нахождение внутри этого процесса. Безусловно, есть законопроекты социальной значимости или в области церковно-государственных отношений, когда странно было бы уклоняться от участия если не в разработке, то в подготовке этих законопроектов. Но это специальные области.