Поэтому я не делаю прогнозов. Я лишь пробую понять, с какими вызовами столкнется – и уже сталкивается – Россия в этом веке. Размышляю: какие ответы будет нам подсказывать великая сила культурно-исторической инерции и сегодняшнее состояние общества. Строю осторожное предположение: какие возможности развития, какие потенциальные сценарии движения имеются у нас в запасе. И высказываю некие пожелания, которые то ли исполнятся, то ли пойдут прахом.
Нефть и дух: начало XX века
В начале прошлого столетия европейские вкладчики скупали российские акции, гарантированные царским правительством, закладываясь на сверхдоходы от вложений в первую русскую нефть. Над самодержавным устройством акционеры хихикали: устарело. Но в общем-то не возражали: если в медвежьем углу порядок может навести лишь самодержец, пусть будет так; по крайней мере, для Европы безопасней русские монархи, чем непредсказуемый русский народ. В это же самое время европейские интеллектуалы, от Шпенглера до Верхарна и Рильке, связывали с Россией иные надежды. Они мечтали о том, что свет воссияет с Востока, ex oriente lux; что западные культуры, в которых интерес возобладал над идеалом, получат духовный импульс для внутреннего развития, отменят или, по крайней мере, отсрочат надвигающийся «Закат Европы».
Итог хорошо известен. Тот, кто делал ставку на железную дисциплину царской власти, проиграл. Мы впали в бешенство коммунизма, понапрасну растратили свои гигантские силы и показали миру пример того, как нельзя вести себя в истории. За исключением краткого отрезка времени – Великой Отечественной, когда, по словам Пастернака, возобладало народное чувство свободы; оно и позволило одержать великую победу. Зато в науке, технике, культуре наши достижения были несомненными, вдохновляющими, позитивными и оказавшими влияние на мир. Фантастические ожидания европейских интеллектуалов оказались чуть реалистичнее, чем пустые расчеты прагматиков; впрочем, они понимали под русской духовностью нечто иное.
Дух нефти: начало века XXI
Кажется, теперь никто не ждет от России, что – ex oriente lux. Ждут совершенно другого. Во-первых, того же, чего ждали ровно сто лет назад: серьезного экономического роста. Не такого бурного, как в Китае, и все же. Ясно, что российская экономика давно уже преодолела состояние клинической смерти; несмотря на свой сырьевой характер, она может и будет претендовать на четвертую-пятую позиции в мировой табели финансовых рангов, вслед за Китаем, Индией, Бразилией, Америкой и объединенной Европой. Более того, одним из главных мировых ресурсов в ближайшие годы станут запасы пресной воды, и экономический статус России с ее сибирскими реками и озером Байкал после 2030 года должен возрасти многократно.
Чего еще ждут? Ждут исполнения особой геополитической миссии. Это миссия равновеса, территориального баланса между слишком бурно растущим Китаем и чересчур медлительной Европой; так в Средние века Русь держала баланс между европейским пространством и татаро-монгольскими ордами. Ждут, что она возьмет на себя роль посредника во взаимоотношениях между сильными странами «золотого миллиарда» и слабыми странами Востока и Юга. Именно потому, что Россия конца XX века принадлежала к лагерю слабых, а Россия 30-х годов XXI столетия будет принадлежать к лагерю сильных, ей внутренне понятна логика и тех и других.
При этом никто не ставит на то, что Россия естественно встроится в состав Европы, станет закономерной частью европейского и – шире – западного пространства. Всеобщий посредник – да, безупречный поставщик ресурсов – да, территориальный буфер – да, равноправный участник европейского процесса – нет. Если Россия XXI века согласится принять предлагаемые правила игры, Запад охотно закроет глаза на недемократичность ее внутреннего устройства. На словах – ворчание ягнят; на деле – молчаливый сговор приятия. Потому что никто не верит в привычку россиян к ответственной свободе. Русские авторитарии умеют договариваться; если они не претендуют на мировую гегемонию, то их политика предсказуема и стабильна. Ближайший экономический сосед Европы при определенных условиях может быть надежным энергетическим партнером, но не может жить в условиях полноценной демократии. И это положение будет сохраняться как минимум в течение полувека.
Этого – ждут. А чего боятся?
Авторитарность: слово дико, но мне ласкает слух оно
Боятся новых проявлений имперского инстинкта. Западным партнерам бесполезно объяснять, что недавние конфликты «Газпрома» с Украиной и Белоруссией были а) следствием финансовой борьбы с ненадежными посредниками, б) изощренной формой мести со стороны ревнивой политической элиты за то, что Украина и Белоруссия вышли за пределы российского влияния. Партнеры видели в происходящем нечто иное: государственная монополия ставит на колени соседние экономики; кто сможет помешать «Газпрому» точно так же обойтись с Германией, Францией и другими потребителями российского газа, если возникнет конфликт или хотя бы появятся основательные разногласия между Москвой – и Берлином, Москвой – и Парижем?