Наконец, Эля была готова. Она вышла на улицу без документов и личных вещей, прихватив с собой только сумку, набитую мусором, и пошла бродить по улицам, то изображая оцепенение, то кидаясь на прохожих с агрессией.
Эффект не заставил себя долго ждать. Вскоре Элю с криками: «Я Мата Хари! Великая повелительница мужских сердец!» – увезли на полицейской машине, а после отправили в клинику к Васильеву, так как территория, где бесчинствовала девушка, относилась к его больнице.
Элю осмотрели, заставили принять душ (струя ледяной воды под огромным напором), а потом в нижнем белье (ни пижамы, ни ночной сорочки ей «не полагалось») отправили в палату на шестьдесят коек тремя рядами, проход между которыми был таким узким, что еле влезала голень.
Рядом с Элей лежала женщина с такой рожей, что девушке стало страшно. Рожа, а по-другому это месиво назвать было сложно, которая не только просила кирпича, а получала его ни раз и ни два, маленькие глазки-бусинки, глубоко посаженные, злобно смотрели на вновь прибывшую соседку.
– Ты будешь петь? – спросила Рожа.
Эле было не по себе от её враждебного взгляда.
– Будешь, я спрашиваю?! – Рожа ближе придвинулась к девушке и толкнула её в плечо.
– Нет, я не хочу петь, – задрожала Эля.
– Ты будешь петь!!! – заорала ей в лицо, брызжа слюной, Рожа и вскочила на Элю.
– Помогите! – закричала девушка санитару, стоявшему у входа, но он молча вышел из палаты.
– Ты будешь петь?! Пой! Пой! – зверела Рожа.
Понимая, что помощи ждать неоткуда, и дрожа от страха, Эля дрожащим голосом затянула первое, что пришло ей в голову:
– В лесу родилась ёлочка…
Когда Эля закончила петь, Рожа слезла с неё и, завалившись на бок, захрапела.
Всю ночь девушка боялась уснуть в обществе воющих и кричащих психопатов.
На следующий день Элю повели на осмотр к Васильеву. Он бегло задал ей несколько вопросов, что-то чиркнул в её карточке, и девушку увели. После этого начался настоящий ужас…
Несколько дней Эле кололи какие-то препараты, от которых была дикая слабость. Девушка даже не могла встать с кровати, чтобы сходить в туалет, ей приходилось мочиться под себя… Каждый укол сопровождался такой болью, будто бы его делали раскалённой кочергой, которая ещё десять-пятнадцать минут торчала в ране. Эля совсем потеряла счёт времени, а когда очнулась, оказалось, что прошло уже шесть дней!
Потом ее перевели в другую палату, уже на десять человек. Но обстановка там была не менее жуткая: за больными не убирали, им приходилось делать всё самим, в том числе их заставляли ухаживать за двумя лежащими тётками, тела которых были сплошь покрыты пролежнями и язвами.
Ни о каком больничном уходе даже не шло и речи. Санитары могли ударить об стену головой особо раздражающего их громкими звуками или чем-то ещё пациента.
Одной из соседок по палате Эли была Жанна. Абсолютно адекватная женщина. По словам Жанны, её упёк в больницу муж, чтобы распоряжаться её деньгами. В прошлом женщина была очень богата.
Жанна была единственной, с кем могла поговорить Эля и хоть немного отвлечься от этого ада.
В одну из ночей Эля проснулась от чавкающего звука рядом с собой. Когда глаза привыкли к темноте, Эля заорала!
Одна из соседок по палате вскочила на Жанну верхом и грызла ей горло с отвратительным хлюпающим звуком.
На крик прибежали санитары. Они оттащили обезумевшую женщину за волосы, но было поздно. Жанна была мертва.
Санитар ударил безумную головой об тумбочку, и её в бессознательном виде уволокли из палаты.
Тело Жанны оставалось лежать на кровати напротив Эли до самого утра…
Эля была в ужасе от того, что произошло в эту ночь. Ведь она, как и Жанна, могла просто не проснуться, если бы убийца выбрала её…
Следующие пять дней была «терапия». Элю каждый день заставляли принимать ледяные ванны, от которых её конечности покрывались гусиной кожей и синели, запирали в комнате с жуткими звуками и быстро меняющимися картинками на стенах-проекторах, оставляли на сутки без еды и воды для «очищения организма».
Девушка прокляла тот час, когда решилась на этот чертов эксперимент, и каждый день молилась, чтобы дожить до того момента, когда Артур приедет и спасёт её из этого кошмара.
Эля давно прекратила играть роль сумасшедшей. Но абсолютно все действия девушки, к её ужасу, воспринимались, как доказательство её безумия.
В день, когда за Элей должен был приехать Артур, она была готова умереть от ожидания и даже плакала от радости.