— Ваш знакомый точно здесь? — вполголоса спросил Леон, исподлобья осматривая местных жителей, которые косились на двух чужаков с явной неприязнью.
— Должен быть, — Анри сохранял нарочито беззаботный вид и даже засвистел какой-то мотивчик, но Леон видел, как он напряжён. Они свернули ещё несколько раз — улицы в этом месте образовывали настоящий лабиринт, и тут Анри с облегчением выдохнул.
— Вот он!
На углу улицы стоял молодой парень, смуглый не то от природы, не то от загара, темноволосый и кучерявый, с густыми чёрными бровями и жгучими глазами. Он с трудом удерживался на правой ноге, опираясь на костыль, а левую держал на весу, демонстрируя прохожим жуткую язву и жалобно подвывая при этом.
— Подайте милостыню несчастному, волею судьбы лишённому возможности заработать себе на кусок хлеба! — певуче произнёс он, и Леон подумал, что с таким голосом юноша мог бы вполне зарабатывать на жизнь честным трудом — например, петь в хоре.
— Джованни! — Анри окликнул его всё тем же беззаботным тоном и подошёл поближе. — Что я вижу! В последний раз, когда мы встречались, язва была у тебя на правой ноге! Ты что, чудесным образом исцелился?
— Не здесь, синьор д’Эрбле, — Джованни досадливо цокнул языком, подхватил костыль и с удивительной лёгкостью захромал в проулок, не оставив Леону и Анри ничего иного, кроме как следовать за ним. Добравшись до более-менее укромного места, он повернулся и укоризненно взглянул на сына Арамиса.
— Я же говорил, чтобы вы не приходили сюда, синьор. Это опасно, и не только для вас, — несмотря на своё явное итальянское происхождение, по-французски он говорил чисто, почти без акцента.
— Знаю, — Анри вмиг стал серьёзным. — Но дело очень срочное. Это Леон дю Валлон, мой друг, — он небрежно кивнул в сторону своего спутника. — Вчера ночью на него и его сестру напали двое бродяг. Один, судя по всему, цыган, а второй был вооружён вот этим ножом, — он кивнул Леону, и тот, вытащив захваченное с собой оружие нападавшего, показал его Джованни. Нищий оглядел кривой нож, и брови его нахмурились ещё больше, а рот крепко сжался.
— Если хотите, чтобы я сказал, чей это нож, то я своих не выдаю! — решительно заявил он. Анри покачал головой.
— Тот, кому принадлежал этот нож, уже покоится на дне Сены. Цыган тоже убит. А несколькими месяцами ранее какой-то бродяга пытался заколоть меня возле моего же дома.
— И он тоже убит? — судя по его виду, Джованни готов был в любой миг бросить костыль и пуститься наутёк.
— Мертвее мёртвого. Я не думаю, что ты причастен к этому, — поспешно добавил Анри, видя испуг юноши. — Ты обманщик и плут, но не убийца. Но есть один человек, Виктор Туссак, с которым у меня счёты. Я считаю, что это он подстроил нападения на моих друзей, и он не остановится. Он находит разбойников, которые готовы душу продать за золото и серебро, и натравливает их на своих врагов, но потом не платит убийцам, а просто избавляется от них. Он вам не друг, Джованни, он такой же враг для вас, как и для нас. Как думаешь, сколько ещё человек — пусть даже не самых лучших человек — он готов погубить ради своих целей?
Нищий склонил голову и надолго задумался — было видно, что услышанное не удивило, а встревожило его. Наконец он поднял глаза и посмотрел на сыновей мушкетёров.
— Я не знаю его имени, — торопливо, словно боясь передумать, заговорил он. — У нас все зовут его Чёрным Вороном, потому что он всё время ходит в чёрном плаще. Это высокий мужчина средних лет с длинными чёрными волосами и пронзительным взглядом, вот таким вот, — Джованни нахмурился, пытаясь изобразить взгляд незнакомца. Видимо, вышло похоже, потому что Анри кивнул.
— Думаю, это он. Туссак любит напускать загадочность — плащи, тайные имена…
— Он опасный человек, — глаза Джованни заблестели. — Послушайте, синьор д’Эрбле, я расскажу вам и вашему другу всё, что знаю, но вы не должны об этом никому говорить, ни одной живой душе. Я даже не знаю, что хуже: если об этом узнают мои или если об этом узнает Туссак.
— Клянусь, что об этом узнают только мои друзья, а они не будут разбалтывать кому попало, — Анри прижал руку к груди.
— Клянусь, — немного помедлив, Леон повторил его жест. Джованни это мало успокоило, но всё же он решительно тряхнул головой.
— Эх, была не была! Этот Чёрный Ворон стал заглядывать сюда несколько месяцев назад, ещё в начале весны. Пара наших, самых отчаянных, решила его ограбить — богач с толстым кошельком на поясе казался лёгкой добычей, и даже его шпага, висящая рядом с кошельком, их не пугала. Да вот только с дела-то они не вернулись, а среди наших потом пошли слухи, что голову Гильома Молодчика, самого отчаянного из них, видели плывущей по Сене отдельно от тела, — Джованни быстро перекрестился. — Ну так вот, после такого никто уже не осмеливался нападать на Ворона, а он стал заходить всё чаще и вёл себя так, как будто он здесь свой. Пил пиво с бродягами, захаживал к девчонкам… — тут юноша надолго замолчал, но ни Анри, ни Леон не решились окликнуть его, призывая говорить дальше.
— Виолетта Рыжая рассказывала, что он бил её хлыстом, — наконец продолжил Джованни — было видно, что слова давались ему с трудом. — Ей, конечно, такое не впервой: у господ бывают развлечения и похуже. Но Ворон как-то по-особенному жестоко её бил, чуть ли не всю кожу с неё содрал, так что она потом божилась, что лучше позволит рвать себя псам, чем ещё раз ляжет с ним в постель!
— Держу пари, с госпожой Бланш он себе такого не позволял, — тихо проговорил Леон. — Зато с девицей из трущоб, за которую никто не заступится, пожалуйста!
— Ходят слухи, что он колдун и чернокнижник, — похоже, что сам Джованни не очень-то верил в эти слухи. — Ворон, бывало, отзывал в сторонку самых отъявленных головорезов: Пьера Пузатого, Гастона Достань Нож, Жеана Быстроногого… Не знаю, что он им шептал — верно, сулил деньги, если они что-нибудь украдут или прихлопнут кого-нибудь. А потом они все как-то незаметно исчезли. Кое-кто говорит, что они получили свои деньги и сбежали на поиски лучшей жизни, а я вот думаю, что лежат они где-нибудь на дне Сены с перерезанными глотками!
«Ну, по крайней мере с одним насчёт дна Сены ты угадал», — мрачно подумал Леон.
— Когда Ворон приходил, я старался не попадаться ему на глаза, — продолжал Джованни. — Колдун он или не колдун, а глаз у него какой-то нехороший, скверный. Но в последний раз, вчера днём, я не утерпел — подкрался поближе и подслушал его разговор с Гастоном и Жеаном. Ворон говорил загадками и не называл никаких имён — то есть им-то, наверное, назвал, а вот я их не услышал. Но одну фразу я запомнил хорошо. «Снимите с доски чёрного слона и белую пешку — и смотрите, чтобы не получилось, как с белым слоном и чёрной королевой». Я не знаю, что это значит…
— Де Круаль говорила, что Туссак любит шахматы, — Леон лихорадочно соображал. — Этот разговор состоялся совсем недавно, перед нападением на меня и Анжелику, а этот нож, должно быть, принадлежал Гастону Достань Нож, — Джованни ничего не ответил, но по его ярко блеснувшим глазам было видно, что Леон угадал. — Значит, чёрный слон — это я, а белая пешка — Анжелика! Де Круаль — чёрная королева, а вы, Анри, белый слон.
— Я клянусь, что ничего не знал про это! — вспыхнул Джованни. — Если бы я знал, что вам угрожает опасность, то непременно предупредил бы, синьор д’Эрбле!
— Сейчас это неважно, — отмахнулся тот. — Важно другое: ты знаешь, где можно найти Туссака? Говорят, что он временно покинул Париж, но он был здесь всего день назад, значит, это очередная ложь! Он где-то скрывается! Уж не среди вас ли?
— Я и так слишком много сказал, — Джованни покосился в сторону выхода из проулка, явно подумывая, не дать ли дёру. Леон, угадав его намерение, шагнул к выходу, кладя руку на эфес шпаги.
— Ладно, вот тебе плата за услуги, — Анри протянул нищему золотую монету. Тот сжал её в кулаке и нервно оглянулся на Леона.