Когда внимание, направленное на королевских особ, немного рассеялось, Эжени хотела уже вернуться к своему бокалу, но тут кто-то налетел на неё и толкнул в бок, так что шампанское чудом не выплеснулось на её платье.
— О, простите мне мою неуклюжесть! — прозвучал нежный женский голос.
— Ничего страшного, сударыня… — пробормотала Эжени, оглядывая свой наряд и с облегчением убеждаясь, что на него не попало ни капли шампанского.
— Корнелия де Пуиссон, к вашим услугам.
Эжени, услышав имя, вздрогнула так, что шампанское едва не расплескалось вторично. Она подняла глаза и почти не услышала произнесённого ею самой «Эжени де Сен-Мартен», глядя на Корнелию — стройную женщину средних лет в золотисто-огненном платье. Волосы её, тоже золотисто-рыжеватые, спадали на шею тугими локонами, лицо, хоть и тронутое временем, не лишилось своей красоты — тонких бровей, чувственных губ, гладкой кожи. Глаза Корнелии, имевшие приятный ореховый оттенок, смотрели бесстрастно, но в глубине их Эжени увидела пылающий огонь ненависти и с внезапной дрожью в коленях поняла, что это та самая Корнелия из писем Венсана, что она знает, кто такая Эжени, и что все опасения её отца оказались правдивы.
Бывшая любовница её отца развернулась и исчезла так стремительно, что Эжени слова не успела произнести. Она обессиленно отступила к стене, поставив бокал на так кстати подвернувшийся столик красного дерева, — руки у неё дрожали, и она боялась уронить его.
— Какой прекрасный бал! — сбоку к ней подлетела молодая девушка, низенькая, толстенькая и не особо красивая. — Мой дядюшка говорит, на него потратили едва ли не половину королевской казны!
— Простите, сударыня, вы… — Эжени потёрла рукой горячий лоб.
— Клер, фрейлина её величества королевы-матери! А мой дядюшка — сам Жан-Батист Кольбер, министр финансов!
— Клер, милая, ты, как всегда, очень много болтаешь, — послышался сзади негромкий голос, слегка растягивавший слова, и Эжени обернулась, чувствуя страх едва ли не больший, чем во время встречи с Корнелией.
Перед ней стоял невысокий плотный человек в скромном по дворцовым меркам наряде, с седеющей бородкой и холодными глазами, которые будто вобрали в себя металл всех монет, что они когда-либо видели. Эжени отступила перед этим ледяным взглядом, так не соответствующим ласковой, почти отеческой улыбке, и её «Эжени де Сен-Мартен» прозвучало ещё тише, чем в прошлый раз.
— Жан-Батист Кольбер, — он слегка поклонился. — Слышал кое-что о вас, мадемуазель де Сен-Мартен, слышал. Говорят, вы очень дружны с детьми мушкетёров. Не самая лучшая компания для молодой девушки, да ещё и из провинции, ох, не лучшая!
Клер хихикнула и залпом осушила стоявший на столике бокал, и слова «Это моё шампанское!» остались внутри Эжени, так и не сорвавшись с губ. Собрав в кулак всю свою выдержку, она медленно повернулась к Кольберу, посмотрела прямо в его холодные финансовые глаза (благо он был невысок, и ей не пришлось слишком задирать голову) и отчеканила:
— Полагаю, я сама способна решить, кто для меня лучшая компания, господин Кольбер.
Он улыбнулся ещё шире и неприятнее и уже открыл рот, собираясь что-то сказать, но бросил взгляд за спину Эжени, и лицо министра финансов стало таким, как будто у него внезапно случилось несварение желудка. Девушка обернулась и испытала огромный прилив облегчения, увидев стоящего неподалёку Леона дю Валлона. Он с непроницаемым лицом поклонился Кольберу, слегка взмахнув шляпой, но министр стремительно развернулся и зашагал прочь. Упорхнула с удивительной для её фигуры скоростью и фрейлина Клер, а Эжени, оставив на столике пустой бокал, направилась к Леону, с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти на бег, и тяжело дыша, она сама не знала — от облегчения или от страха.
Глава XLII. Геката
Должно быть, всё потрясение, вызванное столкновением с Корнелией де Пуиссон и последовавшим сразу за этим разговором с Кольбером, ясно отпечаталось на лице Эжени, потому что Леон не стал задавать никаких вопросов, а легонько сжал её локоть и прошептал, притянув девушку к себе:
— Не бойся, всё хорошо. Со мной ты в безопасности, никто тебя не обидит.
— Нам нельзя так близко стоять друг к другу, — Эжени с трудом проглотила застрявший в горле комок и попыталась отстраниться. — Вдруг кто-то догадается о нашей связи?
Леон вздохнул и покачал головой, но выпустил её руку и галантно поклонился.
— В таком случае, сударыня, позвольте пригласить вас на танец. Уж потанцевать-то вместе нам, надеюсь, можно?
— Ты же не любишь танцы, — она была так удивлена, что даже страх немного отступил. — Ты за весь вечер ни с кем ни разу не станцевал!
— Ты тоже, — ответил он.
— Меня никто и не приглашал, — поникла Эжени. — Хотя я, признаться, не очень-то и хочу танцевать. Стыдно будет опозориться перед всеми этими важными дамами и господами.
— Ты танцуешь лучше многих из них — я-то видел, — заметил Леон. — Просто представь, что здесь не Лувр, а лесная поляна, а вместо важных дам и господ — феи, эльфы, лешие и другая нечисть. Поверь, разница не столь уж велика!
— Ты нарочно меня смешишь, — она не сумела сдержать улыбку и слегка присела, принимая протянутую Леоном руку.
— Если уж ты боишься просто стоять и разговаривать со мной, танец — лучший способ незаметно переговорить, — прошептал бывший капитан ей на ухо, выводя её в центр зала.
Сначала Эжени вся дрожала от волнения и беспрестанно оглядывалась, пытаясь краем глаза проследить за другими парами, но потом немного успокоилась и позволила Леону вести её. Он был не лучшим танцором, но далеко не таким плохим, каким считал себя сам, двигался осторожно, благо музыка лилась плавно и танец был небыстрым, и за всё время даже ни разу не наступил Эжени на ногу. От ощущения его сильной руки на своей талии она обмякла и позволила телу насладиться окутавшим его теплом, но потом заметила мелькнувшее неподалёку огненно-золотое платье и снова встрепенулась.
— Леон, видишь ту женщину в золотом платье?
— С рыжеватыми волосами? — он оглянулся через плечо. — Вижу.
— Десять минут назад я столкнулась с ней, и она назвалась Корнелией де Пуиссон.
— Корнелией? — Леон нахмурился. — Но это может быть просто совпадением! Мало ли женщин носят имя Корнелия!
— Но она подходит по возрасту, если она чуть моложе моего отца — или если она сохранила свою молодость благодаря колдовству. И когда мы познакомились, она взглянула на меня с такой ненавистью… Послушай, Леон, моё чутьё говорит мне, что это та самая Корнелия! Она исчезла, едва услышав моё имя!
— И это тебя так встревожило? — хмыкнул он, снова бросая через плечо взгляд на Корнелию, которая кружилась в танце с каким-то высоким мужчиной в роскошном камзоле и хохотала над его шутками, запрокидывая голову. — Я-то думал, это Кольбер тебя так напугал…
— Не напугал, но он мне неприятен, — Эжени поморщилась. — Он, видимо, навёл справки о тебе и других детях мушкетёров и узнал, что у них появилась новая спутница. Он прямо сказал мне, что дети мушкетёров — не лучшая для меня компания!
— А ты что ответила? — Леон с любопытством посмотрел на неё и даже замедлил движение по кругу.
— Что сама способна решить, кто для меня лучшая компания, а кто нет.
— И правильно! — он усмехнулся и сверкнул глазами. — Кольбер отвык получать отпор, пусть теперь привыкает. К тому же ты здесь всего лишь случайная гостья, ты ему не подчиняешься, и он ничего не сможет тебе сделать.
— А вам? — Эжени вскинула на возлюбленного свои большие серые глаза. — Не навредит ли он тебе, Анжелике и остальным?
— Королева-мать нам благоволит, особенно после истории с сокровищами, Мария-Терезия добра и милосердна ко всем, а Людовик считает, что нас лучше иметь в друзьях, чем во врагах, — Леон покосился в сторону короля, со скучающим видом выслушивавшего Анну Австрийскую, которая что-то шептала ему на ухо, прикрываясь веером. — При таких союзниках Кольбер не сможет нам навредить.