Отбросив внезапное оцепенение, она быстро подошла к Корнелии, пока та ещё не успела сесть в ожидавшую её карету, и негромко окликнула:
— Госпожа де Пуиссон!
Корнелия развернулась, и на лице её при виде девушки на миг появилось удивление, но оно тут же сменилось холодноватой придворной улыбкой, напомнившей Эжени улыбку Кольбера.
— А, мадемуазель де Сен-Мартен! Не ожидала увидеть вас здесь.
— Мы можем поговорить? Это займёт немного времени.
— Пожалуйста, — Корнелия пожала плечами. — Если хотите, можете сесть в мою карету.
— Нет уж, я предпочту остаться здесь. Полагаю, вы слышали о произошедшем на недавнем балу в Лувре?
— Нет, не слышала, — точёные брови Корнелии приподнялись. — Я уехала слишком рано и, как всегда, пропустила всё самое интересное. А что там произошло? Какая-то дуэль? Любовная интрига?
— Отравление. Клер, фрейлина королевы и племянница министра финансов Кольбера, слегла с рвотой и резью в животе и едва не отдала Богу душу.
— О, бедняжка! — на лице Корнелии не дрогнул ни один мускул. — Как же это её угораздило? Съела что-то нехорошее? Или её пытались отравить? А может, тут вовсе не в отравлении дело? Иногда молодых девушек тошнит совсем по другой причине, — она лукаво улыбнулась.
— Клер по случайности выпила всё шампанское из моего бокала, — с убийственной серьёзностью продолжила Эжени. — А за несколько минут до этого вы налетели на меня и задели мой бокал, так что вино едва не разлилось. Едва, но не разлилось, и я собиралась его выпить, — она посмотрела прямо в обманчиво сонные глаза Корнелии, полуприкрытые тяжёлыми веками.
— Что вы имеете в виду? — улыбка исчезла с лица её собеседницы. — Знаете, мадемуазель де Сен-Мартен, мне оскорбительны такие намёки, и я не понимаю, чем вызван этот нелепый разговор!
— Мой отец рассказывал мне о вас. Венсан де Сен-Мартен, вы должны его помнить, — тихо проговорила Эжени, не отрываясь от глубин ореховых глаз, которые при упоминании имени Венсана потемнели почти до черноты. — Перед смертью он завещал мне ваши письма, — это было ложью, но Корнелия вряд ли могла об этом знать. — Корнелия де Пуиссон, его давняя возлюбленная. Вы напоминали ему о богине Гекате.
— А ведь поклялся никому и никогда не рассказывать, — у неё будто свело скулы. — Интересно, как чувствовала себя ваша матушка, узнав, что её муж всю жизнь любил другую женщину?
— А он не любил, — спокойно ответила Эжени. — Он сказал, что любил вас прежде, но теперь у него есть только его семья, моя мать и я. Он всегда считал, что вы не были бы счастливы вдвоём, — а это уже было правдой, прямой цитатой из письма Венсана.
— Он солгал, — губы Корнелии искривились, словно она пыталась сдержать смех или плач. — Он всегда любил только меня одну!
— Он боялся вас, — ответила Эжени. — Перед смертью он написал вам письмо, в котором заклинал оставить в покое его и его семью. Вы угрожали причинить вред мне и моей матери? Не потому ли он так быстро угас от обычной простуды? Может, вы подтолкнули его совершить страшный грех и наложить на себя руки?
— Если бы мы с Венсаном стояли на краю пропасти, то я столкнула бы его туда, даже если бы мне пришлось полететь следом! — с неожиданной злобой прошипела Корнелия, становясь похожей на смертельно опасную золотую змею. — Так что я не раскаиваюсь, если это я стала причиной его гибели! Единственное, о чём я жалею, это о том, что не я вылила яд в его стакан!
— Поэтому вы решили вместо этого подлить яд мне?
— Ты всё равно ничего не докажешь, девочка, — Корнелия снова скривила губы. — И поверь, если бы ты знала, что сделал твой отец, ты бы сама на коленях молила меня простить его!
— На колени я не встаю даже перед своим любовником! — ощерилась Эжени. — Что такого ужасного совершил мой отец? Бил свою дочь и домогался её? Насиловал и душил молоденьких девушек? Преследовал одинокую мать, угрожая раскрыть её тайну? Высасывал из людей кровь? Заставлял их убивать за себя? Что он сделал?
— Он предал меня! — Корнелию совершенно не смутила услышанная длинная тирада. — Он разбил моё сердце и не только его. Мы с ним были молоды, любили друг друга и хотели пожениться, но тут появилась твоя мать и захомутала его. Он женился на ней ради денег, или она быстро зачала от него ребёнка — я не знаю. Она забрала мою любовь — вот что она сделала!
— Как она могла захомутать отца? — возмутилась Эжени. — Она небогата, не так богата, как вы, и далеко не так красива. И удержать его беременностью мама не могла — у неё долго не получалось, и я родилась уже после нескольких лет брака, после бесплодных попыток. Скорее уж отец нашёл в ней что-то, чего не было в вас, полюбил её… или же просто решил, что недостоин вас, и женился на скромной Матильде.
— В твоей матери нет ничего, что есть во мне, — отчеканила Корнелия. — Да в ней вообще ничего нет! А в то, что Венсан выбрал серую мышь Матильду вместо меня, я охотно поверю, ведь он всегда твердил, что недостоин меня! И он в итоге оказался прав. Но я полюбила его, я отдала ему свою невинность… и не смей так морщиться, девчонка! Я носила под сердцем его дитя!
— Не верю! — вырвалось у Эжени.
— Можешь не верить, но я мечтала подарить Венсану дочь — или сына. Но он предал меня, и я потеряла ребёнка. Моё собственное тело обернулось против меня, и все мои простыни были пропитаны кровью. Знаешь, почему я напоминала ему Гекату? Мы познакомились на маскараде, и на мне был костюм Гекаты. Я сама сшила чёрное платье в духе греческих хитонов, и на голове у меня было три маски вместо одной. Ты знаешь, что Гекату называли многоликой и триединой?
— Я знаю о колдовстве и колдуньях больше, чем вы думаете, — холодно произнесла Эжени, но пылающую гневом Корнелию эти слова не остановили.
— Геката была не просто колдуньей — она была богиней! И я тоже стала для Венсана богиней! Но потом оказалось, что люди предают своих богов так же легко, как и всё остальное… Я по-настоящему стала Гекатой в тот миг, когда моё нерождённое дитя покинуло меня вместе с кровью и болью — Гекатой, богиней тьмы, жаждущей возмездия!
— Отец решил, что лучше поклоняться Весте, чем Гекате, — Эжени попыталась смягчить свой тон. — Послушайте, мне жаль, что он причинил вам боль, хотя, я уверена, он вовсе не желал этого.
— После того раза я больше не смогла зачать, — Корнелия покачала головой. — Один-единственный раз в жизни я любила — и меня бросили, предали, растоптали, сделали моё чрево пустым и бесплодным! Твой отец предал меня, твоя мать забрала его у меня!
— Моя мать ничего не знала о вас, пока отец ей не рассказал, — возразила Эжени, борясь между желанием умилостивить Корнелию и стремлением к справедливости. — Но даже если это так, то они раскаялись! Мой отец мёртв, возможно, покончил с собой, моя мать в монастыре, замаливает грехи. И я в любом случае не виновата в ваших несчастьях. Меня тогда ещё не было на свете!
— Но теперь ты есть, — с ненавистью выдохнула Корнелия, прожигая её взглядом. — И ты пляшешь на балах, веселишься и радуешься жизни, вместо того чтобы сидеть в своей туманной глуши или уйти в монастырь, по примеру матери! И ты так похожа на свою мать!
— Так вы ненавидите меня только из-за сходства с матерью? — поразилась Эжени. — Боже, да вы безумны!
— Когда я увидела тебя на балу, сияющую в этом голубом платье, полную жизни и веселья, я возненавидела тебя всей душой. Мне захотелось немедленно стереть эту довольную улыбку с твоего лица — и я тут же решила действовать.
— Вы что, всегда носите с собой пузырёк с ядом, чтобы отравить любого не понравившегося вам человека? — прищурилась Эжени. Корнелия лишь едко улыбнулась в ответ.
— Признаю, это было глупо. В итоге пострадала другая — не скажу, впрочем, чтобы я сожалела об этом. А ты осталась жива и заподозрила меня. Признаю, ты умна — в этом ты пошла в отца…
— Скорее уж в мою рациональную и логичную мать, — Эжени выпрямила спину. — Значит, вы готовы ненавидеть и даже убить меня только потому, что мой отец предпочёл не вас, а мою мать?