— Что она вам сделала? — Леон взглянул Корнелии прямо в глаза, пытаясь понять, какую игру она затевает, но его нежданная гостья по-прежнему мило улыбалась.
— Ничего. Пока что ничего… если не считать обвинений в отравлении и жалких попыток защитить своих отца и мать. Но она лицом слишком похожа на Матильду, а характером — на Венсана.
— И этого достаточно, чтобы желать ей смерти?
— Для меня — да, — с серьёзным видом кивнула Корнелия, и глаза её вспыхнули. — Но не бойтесь, я передумала её убивать.
— Я вам не верю! — Леон сделал ещё один шаг в сторону.
— Пожалуйста, — она пожала плечами. — Зачем убивать своего врага, если можно забрать у него то, что он любит больше всего на свете?
В голове Леона пронеслась целая вереница мыслей о том, что Эжени любит больше всего на свете. Свой родной замок, окутанный туманами и тайнами? Свои родные края с пологими холмами, тенистыми лесами и быстрыми реками? Своего неутомимого скакуна Ланселота? Своего верного слугу, старого, но крепкого Бомани? Свою служанку, звонкоголосую Сюзанну, луч света в этом мрачном мире? Свою несчастную мать, укрывшуюся от мира в глухом монастыре? Что или кого из них хочет забрать Корнелия?
И лишь поймав её насмешливый взгляд, он понял, что речь идёт о нём самом.
— Похоже, вы переоцениваете любовь Эжени ко мне, — как можно более спокойно произнёс он, делая ещё один шаг по направлению к шпаге. — Могу вас уверить, я для неё — не более, чем приятное развлечение, свои книги и свою бретонскую нечисть она любит куда больше.
— У вас совершенно не получается лгать, — Корнелия поморщилась, как от неприятного запаха. — Я-то видела, как вы танцевали вместе, видела, как она смотрела на вас. Уж влюблённую-то женщину я всегда узнаю!
— Теперь понятно, почему вы так откровенны со мной, — Леон приготовился к решающему броску. — Легко говорить правду человеку, которого не собираешься оставлять в живых, верно?
— Если вдуматься, мне совсем не обязательно убивать вас, — Корнелия неожиданно шагнула к нему, и Леон, вздрогнув, отступил. — Забрать — не значит убить. Я могла бы сделать вас своим любовником, и это наверняка разбило бы сердце Эжени, а моя месть была совершена. Поверьте, я была бы куда более опытна, чем эта унылая бретонская девчонка!
Она протянула руку, желая погладить бывшего капитана по щеке, но он отшатнулся, словно от ядовитой змеи, в один прыжок достиг шпаги и, схватив её, развернулся к Корнелии. Леон ещё мог выносить прикосновения де Круаль и даже получать от них удовольствие, но эта рыжая ведьма вызывала у него только отвращение.
— Не прикасайтесь ко мне!
— Ну вот видите, — грустно вздохнула она. — Вы не оставили мне даже шанса на мирное завершение разговора.
— Эжени пыталась договориться с вами миром, но вы её, судя по всему, отвергли. Теперь не пытайтесь соблазнить меня! Я не изменю Эжени!
— А я скажу, что изменили, когда она будет рыдать над вашим телом, — Корнелия снова ангельски улыбнулась. Леон выставил перед собой шпагу, гадая, какую магию она применит — будет ли пытаться сжечь его, метая пламя, или попробует подчинить его волю себе. А может, напустит летучих мышей или вихрь кинжалов?
Ничего из этого не оказалось правдой. Корнелия глубоко вздохнула, прикрыла глаза, вытянула вперёд руки, сжала пальцы, и Леон внезапно ощутил, как вокруг его горла сжимается тугая петля. Свободной рукой он схватился за шею, но на ней ничего не было, а невидимая удавка тем временем продолжала затягиваться всё туже. Из глаз брызнули слёзы, воздух со свистом входил в горло и выходил из него, Леон почувствовал, как голова начинает кружиться, и сделал выпад, пытаясь дотянуться до Корнелии, но та отступила со смехом, прозвучавшим в голове капитана подобно оглушительному колокольному звону.
Дышать было нечем, голова кружилась всё сильнее, ноги подкашивались, и при следующей попытке напасть Леон рухнул на пол рядом с камином. Перед глазами всё поплыло, воздуха в груди не оставалось, он ясно понимал, что не сможет позвать на помощь, что эта ведьма убьёт его прямо сейчас, даже не коснувшись, и он останется лежать здесь, на полу, скрюченный, с побагровевшим лицом. «Эжени не должна увидеть меня таким!» — мелькнуло в сознании, и Леон нечеловеческим усилием воли заставил себя разжать кисть, выпустить оружие и лежать спокойно, притворяясь потерявшим сознание.
— Как унизительно — храбрый капитан королевских гвардейцев и сын Портоса умер в собственном доме от удушья! — продекламировала Корнелия, подходя ближе. Глядя снизу вверх, Леон видел, что её лицо блестит от пота — очевидно, её магия тоже требовала расплаты. Вот её пальцы слегка разжались, и он отчаянно втянул в себя глоток воздуха. Совсем рядом перед его мутнеющим взором расплывалась зола в камине — несмотря на жаркое лето, ночи были прохладными, и иногда приходилось топить камин.
— А ведь могли бы умереть куда более достойно! — продолжала издеваться ведьма, снова беря его горло в невидимый захват. — Конечно, если бы вы со мной переспали, я бы не оставила вас в живых, но подарила бы вам быструю и безболезненную смерть, от удара заколки в горло, например, — конечно, если бы вы постарались. А теперь вам придётся задыхаться!
Леон подполз ближе к камину и сквозь зубы прохрипел грубейшее солдатское ругательство, которое до сегодняшнего дня никогда не произносил в присутствии женщин.
— Что-что? — Корнелия наклонилась над ним, потом опустилась на колени, приблизив своё лицо совсем близко к его. — Кажется, вы что-то хотели мне сказать?
Её горячее дыхание обжигало щёку Леона, тугие золотистые кудри щекотали его, и он с трудом заставил себя сосредоточиться на левой руке — в то время, как правая была придавлена телом, левая оказалась совсем рядом с камином. Сын Портоса сжал пальцы, мысленно воскрешая перед собой образ Жаклин д’Артаньян, запутавшейся в сетке на берегу моря и изо всех сил старающейся отбиться от него. Он направил все свои силы в левую руку, заставляя её двигаться вверх и вперёд…
… и бросил собранную в горсть золу в лицо Корнелии — точь-в-точь как Жаклин бросила в него песок тогда, на берегу. Ведьма, вскрикнув, отшатнулась, невидимая рука отпустила горло Леона, и он, судорожно хватая ртом воздух, рванулся к шпаге, заодно сбив с ног Корнелию. Она упала на пол, но тут же вскочила и отступила, одной рукой протирая глаза, а другой слепо шаря перед собой. Леон, крепко сжимая шпагу, бросился на неё, но колдунья отскочила, и он влетел в стену, больно ударившись плечом. Едва он успел развернуться, как с улицы донёсся громкий стук в дверь, а затем решительный голос Эжени:
— Леон, открой, это я!
Он попытался что-то сказать, закричать, предупредить, позвать на помощь, но из горла вырвался только неясный сип. Корнелия, наконец протерев глаза, обратила миг его замешательства в свою пользу — она шагнула в сторону и исчезла, растворившись в вихре разноцветных искр. К тому времени, как Эжени, отворив дверь магией, ворвалась внутрь, Леон сидел на полу, растирая саднящее горло одной рукой и не выпуская шпагу из другой, а колдуньи, едва не задушившей его, и след простыл.
***
Вечером в доме Леона собрались все дети мушкетёров и наперебой расспрашивали о случившемся. Сын Портоса, которому Эжени с помощью колдовства и тёплого травяного чая вернула способность говорить, рассказал о первой встрече с Корнелией де Пуиссон, едва не ставшей для него последней, но рассказал коротко и неохотно, и по всему было видно: он стыдится того, что его чуть не убила женщина. У Жаклин известие, что Леон отбился от колдуньи тем же самым способом, каким она сама отбилась от него годом ранее, вызвало нервный смех. Анри и Рауль призывали обратиться к королеве, капитан вяло возражал, что это бесполезно, что в волшебство всё равно никто не поверит, а у Корнелии найдутся влиятельные покровители при дворе. Анжелика молилась, с жалостью глядела на брата и клялась растерзать ведьму собственными руками. Что касается Эжени, то она сидела молча, неподвижно уставившись на серые следы золы возле камина, и пыталась уложить в голове события минувшего дня, понимая, что совершенно не знает, что делать.