— Потеряла я её, мою доченьку… За что караешь, Господи? За чтооо? — её плач перешёл в протяжный надрывный крик. Не в силах выслушивать это, Леон отошёл к мужу Эммы, невысокому невзрачному мужчине с тоскливыми выцветшими глазами пьяницы. Он смотрел в землю и тихим голосом повторял: «Как же так? Не уберегли девчонку. Как же так?».
— Как она выглядит, твоя дочь? — Леон встряхнул его за плечо и тут же обругал себя: можно подумать, в лесу в полнолуние блуждает много маленьких девочек! Впрочем, Мерсье не услышал в этом вопросе ничего странного и с охотой ответил:
— Белокурая она, сударь, маленькая и белокурая. И плащик я ей сшил с капюшоном… я ведь портной, сударь. Красный плащик, чтоб она, значит, была среди девчонок самая нарядная. Как же так? Не уберегли…
— Красный — это хорошо, — Леон изо всех сил старался, чтобы голос звучал бодро. — Красный издалека видно. Нам легче будет её найти.
Эжени на Ланселоте уже кружилась на улице, тревожно оглядываясь. Её лицо по бледности могло соперничать с лунным ликом, тёмные волосы выбились из-под капюшона серого плаща. Леон заметил, что она взяла с собой пистолет, и хотел спросить, не заряжен ли он серебряными пулями, но не успел — девушка уже мчалась к лесу.
В эту ночь, наверное, не было ни одного спящего жителя во всей деревне — как и во всём лесу. Люди ворвались в него нежданными гостями, разбудили зверей и птиц криками, ударами палок о стволы, выстрелами, топотом копыт, разогнали ночную тьму светом факелов. Всю ночь звучали, перекликаясь и отдаваясь эхом, голоса: «Луиза!», «Луиза Мерсье!», «Отзовись!», «Где ты?». Нечисть, если она и была, попряталась по углам, должно быть, проклиная вторгшихся в её края людей, как горные тролли проклинали епископа Гудмунда.
Ночь уже подходила к концу, руки и ноги Леона сводило от усталости и холода, он совершенно сорвал голос, выкрикивая имя Луизы, а толку всё не было. Эжени то появлялась, то исчезала, её звонкий вначале голос звучал теперь почти как шёпот, а на бледном лице Леон заметил дорожки слёз. Окружавшие их мужчины становились всё мрачнее и, уже не стыдясь госпожи, отпускали проклятья в сторону леса, живущей в нём нечисти и глупых детей, которым обязательно надо убежать в самую чащу, несмотря на строжайшие запреты родителей.
Мелькнувшее справа красное пятно Леон сначала принял за обман зрения, потому что перед глазами у него от бессонницы то и дело появлялись цветные круги. Но вот он моргнул, присмотрелся повнимательнее и вздрогнул: среди деревьев стояла девочка, закутанная в красный плащ, на первый взгляд вполне живая и невредимая. Из-под капюшона падали светлые пряди, голубые глаза хоть и покраснели от слёз, но глядели на людей с любопытством.
Леон не мог кричать, поэтому просто протянул руку и указал на девочку. Охотники и крестьяне тут же загалдели, бросились к ней, один из них подхватил Луизу и усадил на седло перед собой.
— Живая? Целая? Замёрзла? — он лихорадочно осматривал девочку. — Ну не молчи, скажи что-нибудь!
— Дядя Бернар! — Луиза всхлипнула и прижалась к его груди, уткнувшись лицом в густую тёмную бороду. — Я к маме хочу…
Леон никогда ещё не видел такого подъёма духа в местных, да если уж на то пошло, и в людях вообще. Окружавшие его люди радовались так, словно они победили в решающем сражении, которое должно положить конец войне, — они горланили песни, просто кричали, снова колотили палками по деревьям, кто-то даже пару раз выстрелил в воздух. Неожиданно Леон ощутил странное чувство восторга, вызванное причастностью к этому событию, — он ведь тоже был с ними, помогал найти девочку, это ведь он первый её заметил. Кинув взгляд на Эжени, он увидел, что девушка плачет, не скрывая слёз.
Когда торжественная процессия остановилась возле дома Мерсье, Эмма кинулась к ним навстречу, но упала на колени, не добежав. Бернар опустил Луизу на землю, и та бросилась в объятия матери. Эмма обхватила дочь и прижала к себе так крепко, словно собиралась никогда больше не разжимать рук.
— Доченька моя… вернулась… хвала небесам… ангелам и Господу… — расслышал Леон среди её неразборчивых причитаний.
— Прости, мамочка, — Луиза прильнула к матери и потёрлась щекой о её подбородок. — Я больше никогда-никогда не буду, обещаю! Я только хотела спрятаться в дупло, чтобы Оливье меня не нашёл, а потом выпрыгнуть и напугать его. Но того дерева, где было дупло, я не нашла, стала искать дальше, а потом стала кричать, но уже стемнело и никого не было…
— Доченька моя! — всхлипывая, повторяла Эмма. Её муж судорожно крестился, прижимая к себе заспанного мальчика лет трёх — видимо, младшего ребёнка. Луиза вытерла опухшие глаза, чуть отстранилась от матери и решительно заявила:
— А я ничуть не испугалась! То есть испугалась сначала, а потом мне уже не было страшно. Потом, когда волк пришёл.
— Какой волк? — Эмма вздрогнула и быстро перекрестилась.
— Большой, — Луиза встала на цыпочки и подняла руки, силясь показать размер волка. При этом её плащик распахнулся, и стало видно, что он порядком изорван — очевидно, девочка цеплялась за ветки и кусты, пытаясь выбраться из леса.
— Я думала, он меня съесть хочет, и заплакала, стала просить не есть меня, потому что меня дома мама с папой ждут. Я сказала, что принесу ему еды, если он меня не съест. А он меня облизал, — Луиза провела ладошкой по лицу, — а потом лёг рядом и прижал меня лапой. Он был большой и тёплый, только от него плохо пахло, — она наморщила носик. — Он так долго меня согревал, почти всю ночь, я даже немного поспала. А потом он меня вывел на полянку, а сам ушёл. И тут меня нашли, — девочка обернулась, глядя большими восхищёнными глазами на Бернара.
— Господи Боже, доченька, ты умом тронулась? — жалобно простонала Эмма. — Какой волк, о чём ты?
— Успокойся, Эмма, — Бернар похлопал её по плечу и наклонился к девочке. — Наша Луиза бродила по лесу много часов, напугалась, может, заснула где-нибудь под кустом, вот ей и привиделся волк. Чудом ещё, что не замёрзла!
— Он правда был! — девочка топнула ножкой. — Он меня спас! Я вся пахну волком, ты понюхай!
— Лесом ты пахнешь, — терпеливо объяснил охотник. — Лесом и шерстью. Там в лесу волчьи следы были, это правда. Так мало ли в лесу волков водится! Тебе повезло, глупышка, что они тебя не растерзали!
— А может, это был не обычный волк? — Луиза с опаской посмотрела в светлеющее небо, где таяли очертания луны. — Может, это был волк-оборотень?
— Да что же это такое! — Эмма всплеснула руками, поднимаясь с колен. — Одну ночь в лесу побыла и головой тронулась, бедняжка! Пойдём, я тебя искупаю, ты же вся дрожишь!
— Оборотней не бывает. Это всё сказки, — вставил отец девочки, поднимая на руки сына.
— Сказки — не сказки, не знаю, — протянул ещё один охотник, молодой человек с худым длинным лицом и чёрными волосами, собранными в хвост. — А только оборотень её бы загрыз, как пить дать, и косточек бы не оставил!
— Типун тебе на язык, Турнье! — ругнулся Бернар. — Не видишь, девочка и так еле жива от страха? Враки это всё — про оборотней и про добрых волков! Просто примерещилось Луизе, со страху. Или выдумывает она.
— Зачем?
Это короткое слово было произнесено Эжени, и все взгляды невольно обратились к ней — за всё время после спасения девочки она не произнесла ни слова.
— Почём я знаю, госпожа, — Бернар почесал бороду. — Дети, они такие, их хлебом не корми, дай что-нибудь сочинить. Помнится, я в детстве играл с мальчишками в рыцарей и драконов. И спроси меня кто тогда, как выглядел дракон, я бы сказал, что у него из пасти валил дым, а вместо глаз были огромные сапфиры — и я свято верил, что видел этого дракона наяву! А Луиза, значит, придумала волка. Ну да ладно, по мне, так неважно — сама она спаслась, мы вовремя её нашли, вывел её волк-оборотень или ночной пастух. Главное, что жива!
— Это верно! — поддержали его криками остальные охотники. Леон молча кивнул, Эжени перекрестилась. Всю обратную дорогу до замка они ехали, не переговариваясь. К девушке вернулась её обычная задумчивость, и только перед самым подъездом к замку она обратилась к своему спутнику.