«Они решили найти мне жениха», — со вздохом подумала Эжени, отходя от двери и бесшумно поднимаясь в свою спальню. Решение родителей выдать дочь замуж не пугало её — замужество виделось ей чем-то очень далёким, едва брезжащим в тумане и совершенно неспособным повлиять на её нынешнее существование. Она мечтала о замужестве, будучи ещё совсем маленькой, но с тех пор было прочитано слишком много книг и подслушано слишком много разговоров, и Эжени поняла, что муж — это не прекрасный принц на белом коне, дарящий тебе розы и слагающий баллады, а мрачный незнакомец, храпящий в постели, ковыряющийся в зубах и не упускающий случая изменить тебе. В браке её ждёт только беспрестанное рождение детей да хлопоты по хозяйству, и ещё повезёт, если удастся мирно ужиться с мужем, как это удалось её матери. Словом, замужество совсем не прельщало Эжени, и она уже начала всерьёз подумывать об уходе в монастырь, когда Антуан де Лавуаль прибыл в замок.
Он действительно был красавцем — высокий, стройный, черноглазый и чернокудрый, с ослепительно белыми зубами, о которых он заботился, постоянно жуя мяту. Кроме того, Антуан прекрасно ездил верхом, метко стрелял, неплохо фехтовал и получил хорошее образование благодаря своему отцу. Он мог поддержать светскую беседу за столом, отвесить комплимент даме, прочитать стихи, как он утверждал, написанные им самим, и за неделю, что он гостил у шевалье де Сен-Мартена, успел полностью покорить и его, и его супругу.
Что же касается Эжени, то её не покидало ощущение какой-то неясной тревоги. Антуан был слишком хорош, чересчур хорош, и это вызывало у неё опасения, ведь издавна известно, что если что-то идёт хорошо, то вскоре всё пойдёт не так. К тому же молодой человек проявлял к ней очень мало интереса и всем своим видом давал понять, что не намерен жениться ни на Эжени, ни на ком-либо ещё. Мать советовала девушке перестать быть букой, улыбаться и предстать перед де Лавуалем во всей красе, Эжени же казалось, что родители пытаются продать её, как дорогую куклу, и это злило её. Она не могла заставить себя улыбаться, когда ей этого не хотелось, и всё больше времени проводила либо в своей спальне, либо в библиотеке, избегая общества гостя.
В тот день она решила в кои-то веки выбраться из замка и проехаться по окрестностям. «Никакого леса, только холмы», — наставлял её отец, и Эжени, как послушная дочь, направила лошадь (тогда у неё ещё был не Ланселот, а гнедая кобыла с белым пятнышком на лбу и нехитрым именем Звёздочка) прочь от леса, чтобы избежать таящихся в нём опасностей. Она рысью пронеслась по склону холма, доехала до небольшой рощицы и уже собралась поворачивать назад, как вдруг сзади послышался дробный перестук копыт, и к ней на своём великолепном вороном жеребце подлетел Антуан де Лавуаль.
«Ну вот, теперь опять нужно будет выслушивать его длинные речи и пытаться быть учтивой», — Эжени закатила глаза, разворачивая кобылу. Антуан подъехал почти вплотную, придержал коня и галантно поклонился, взмахнув шляпой.
— Мадемуазель де Сен-Мартен, какая встреча! В последнее время вас нечасто можно увидеть в замке. Вы прячетесь от меня?
— Нет, сударь, я просто занимаюсь своими делами, — как можно более вежливо ответила Эжени, раздумывая, нельзя ли развернуть лошадь и просто умчаться отсюда, забыв про все законы гостеприимства.
— Ваш отец рассказывал, как вы любите читать, — Антуан легко соскочил на землю и принялся привязывать коня к ближайшему деревцу. — Вы, должно быть, знаете историю этих краёв наизусть. Правда, что тут неподалёку есть заброшенная церковь?
— Правда, — кивнула Эжени. — Она сгорела не то тридцать, не то сорок лет назад.
— Вы не будете так любезны проводить меня к ней? Обожаю вдыхать запахи старины и думать о вещах, которые происходили задолго до того, как вы и я появились на свет.
Эжени не оставалось ничего иного, кроме как спешиться, привязать Звёздочку неподалёку и идти с де Лавуалем. Она пообещала себе, что эта прогулка не займёт много времени. Скорее всего, Антуану станет скучно в её обществе, вид обгорелой церкви повергнет его в уныние, он побыстрее попрощается и ускачет прочь.
Они шагали по направлению к церкви, Эжени шла чуть впереди и перебирала в уме все известные ей факты о заброшенном здании, думая, что интересного можно рассказать о нём своему спутнику. Чёрный силуэт, увенчанный крестом, уже показался вдали, над ним кружили вороны, и их резкие крики были единственным, что нарушало тишину этого места. В ложбине между холмов было сумрачно и прохладно, дул холодный ветер, небо снова затянуло облаками, и дыхание лета совсем не чувствовалось.
Внезапно Антуан с силой сжал плечо Эжени, рывком развернул её к себе и, не успела она ахнуть, впился в её губы поцелуем. Это был её первый поцелуй, но позднее она не могла вспомнить ничего, кроме ощущения ожога на губах и того, что юноша пытался просунуть ей в рот язык. Она обеими руками изо всех сил упёрлась в грудь Антуана, оттолкнула его и отскочила, едва не упав.
— Что вы делаете?
— Целую вас, — он снова потянулся к ней, и Эжени вновь отступила.
— Я вам этого не разрешала!
— А я не спрашиваю разрешения — я всегда беру то, что захочу, — Антуан оскалил в усмешке свои белоснежные зубы, и у девушки перехватило дыхание от запоздало накатившего ощущения близкой опасности. Только сейчас она поняла, что находится среди холмов наедине с мужчиной, и поблизости нет ни единой живой души, не считая ворон и лошадей.
— Я позову на помощь, — тем не менее предупредила она, продолжая отступать.
— И кого же вы позовёте? Своего коня или моего? — де Лавуаль продолжал скалить зубы, и внезапно страх Эжени прошёл, уступив место гневу. Ей захотелось ударить его чем-нибудь тяжёлым по лицу, разбить губы, чтобы эти белые костяшки окрасились кровью, стереть эту самодовольную ухмылку с его лица.
— Я обо всём расскажу моему отцу!
— Ваш отец — ничто перед моим, — Антуан наконец-то перестал улыбаться и скривил губы. — Мой вытащит меня из любой передряги, а ваш не способен вас защитить… да не очень-то и хочет этого. Он и правда думал, что я захочу жениться на вас — вот смешно!
— Если вы не собираетесь жениться на мне, то зачем вы меня целуете? — спросила Эжени со всей возможной сухостью.
— Ради любопытства, — он пожал плечами. — Целуетесь вы, кстати говоря, ужасно. Впрочем, чего ожидать от провинциальной дворяночки? Ничего, я не настолько разборчив. Вы мне ещё спасибо скажете.
— За что? — прошептала она, медленно покрываясь холодным потом.
— За бесценный опыт, за что же ещё? Без меня вы так и завяли бы в этой глуши, ушли бы в монастырь, а так хотя бы узнаете, что такое мужчина.
— Но я не хочу этого знать! — теперь она лихорадочно оглядывалась в поисках острой палки или чего-нибудь в этом роде, что могло бы послужить оружием.
— Хотите. Все хотят, — он махнул рукой с таким беспечным видом, словно речь шла об уроке танцев или верховой езды, а не о насилии, которое он намеревался совершить.
— Я обо всём расскажу моему отцу, — немеющими губами повторила Эжени.
— А я расскажу, что вы сами с радостью отдались мне, но потом вам стало стыдно, и теперь вы пытаетесь очернить меня, — совершенно спокойно произнёс Антуан. — Шевалье де Сен-Мартен всё равно ничего не докажет. Он вряд ли обратится в суд, ведь это будет страшным позором для его семьи и для вас лично. Конечно, он вызовет меня на дуэль, и конечно же, он проиграет. Я могу убить вашего отца, а могу только ранить его — всё зависит от вас. Будете покорны — ваш отец останется жив, станете сопротивляться — пеняйте на себя. После дуэли мне придётся уехать, ну так что ж — мир велик и полон возможностей! Ваша семья вряд ли сможет подыскать вам мужа, так что лучше им будет забыть о случившемся и сплавить дочку в какой-нибудь монастырь. Ничего, вы бы и так туда попали.