От неё пахло родниковой свежестью и влажными цветами с затенённой лесной поляны. Атенаис в смущении опустила запылавшее лицо — во время рассказа она увлеклась и забыла, как отвратительно выглядит и пахнет сама. Но сейчас осознание этого вернулось, и сочувствие прекрасной Нийнгааль разрывало ей сердце.
— Эй, вы, там, — бросила Нийнгааль через плечо с непередаваемым презрением, — натаскайте воды, я запылилась в дороге и хочу умыться. Ведёр двадцать, я думаю, на первое время хватит.
Только сейчас Атенаис заметила, что трое стражников, спавших на лавке у противоположной стены, давно уже не спят и пялятся на прекрасную Нийнгааль со смесью восторга и благоговейного ужаса во взорах. Сама же красавица заметила их пробуждение, похоже, давно — во всяком случае, её последние слова адресовались именно им.
Они вскочили разом, словно тоже стремились изо всех сил быть ей полезным хоть в чём-то. Двое самых шустрых успели выскочить за дверь, последнего Нийнгааль остановила у порога повелительным жестом:
— Разожгите очаг, найдите подходящий котёл и лохань для купания. И побыстрее.
У стражника вытянулось лицо:
— Но, госпожа, где же я могу…
— Меня не интересует, где и как. Главное — чтобы быстро. Да, и пусть кто-нибудь принесёт мне мою седельную сумку, — она небрежно махнула рукой, показывая, что разговор окончен. Стражник сглотнул, буркнул:
— Сей миг, моя госпожа! — согнулся в торопливом поклоне и выскочил за порог. В узкое окошко Атенаис было видно, что двое с вёдрами уже бежали к колодцу.
Вот это женщина!
У Атенаис даже горло свело от завистливого восхищения. Она бы всё отдала за возможность вот так небрежно приказывать и повелевать, точно зная, что повеление будет исполнено немедленно и беспрекословно. И когда-нибудь она сможет так. Митра свидетель, обязательно сможет! Не зря же солнцеликий послал ей навстречу прекрасную Нийнгааль. Ох, не зря! В бесконечной своей милости он даёт ей возможность учиться у поистине совершенной и прекраснейшей женщины. Что ж, Атенаис не осрамит своего покровителя и станет лучшей ученицей! Она будет держать глаза и уши широко раскрытыми. Она запомнит всё — каждый жест, каждый поворот головы или движение изящно подкрашенных бровей, каждую интонацию.
Она по-прежнему смотрела на прекрасную Нийнгааль во все глаза, но теперь уже по другому, не только с обожанием и восторгом. Она смотрела, оценивая и запоминая.
Между тем Нийнгааль, наклонившись над столом и заговорщицки поведя бровями, словно беря Атенаис в тайные сообщницы, негромко засмеялась и проговорила, косясь на пока ещё закрытую дверь:
— Ты ведь тоже была бы не против привести себя в порядок, правда? А у меня в сумочке найдётся масса прелестных вещичек, оценить которые по достоинству сумеет только настоящая женщина!
Привести себя в порядок!
Волшебные слова!
Атенаис чуть не прослезилась, сглатывая возникший вдруг под самым горлом тугой комочек. После подобных слов она стала бы обожать прекрасную Нийнгааль ещё больше — если бы такое только было возможно!
— Ваша сумка, госпожа!
Стражник, пыхтя, заволок и с большим трудом водрузил на стол огромную сумищу, более пристойную купцу-караванщику средней руки, чем такой роскошной и утончённой красавице. За ним топотал ещё один, судя по потной сияющей роже — страшно довольный собой. Он тащил наперевес неизвестно где добытый огромный медный котёл. Двое самых молодых сноровисто колдовали над очагом, а от колодца уже бежала первая пара с полными вёдрами. К тому же со стражником у ворот препирались два только что подъехавших всадника, пытаясь завести во двор гружёную повозку. В женщинах, сидящих на тюках в этой повозке и в данный миг пугливо озиравшихся на творящуюся вокруг суматоху, Атенаис признала отцовских рабынь.
Похоже, жизнь потихоньку налаживалась.
— Это грабёж! Конан, я тебя прошу, уйми аппетиты своего ворюги!
— Хотелось бы уточнить, не грабёж, а всего лишь справедливость. Столица страны никак не может получить меньше торговых привилегий, чем самый распоследний городишко! Иначе какая же она столица?! — Сай воинственно выпятил вперёд чёрную бородку, уже расчёсанную и подстриженную аккуратной лопаточкой.
Квентий в сердцах сплюнул. Закарис крякнул, мрачнея, и посмотрел на Конана. Но правитель Аквилонии от души веселился — сам он уже давно подписал все предложенные Саем торговые льготы для Асгалуна, отлично понимая справедливость его претензий. Пусть даже и заранее им же и подстроенных — не зря же поэт-разбойник так настаивал на предоставлении подобных льгот другим шемским городам. Сам Конан уже тогда понял, куда дует столь усердно создаваемый благородным разбойником ветер. А теперь, похоже, стало доходить и до остальных. Странно только, что Закарис вроде как совсем и не рад такому полезному для Асгалуна обороту событий. Но отношения нового асгалунского короля с бывшим узником вообще до удивления натянутые. До открытой ссоры, правда, дело не доходило. Пока что они с переменным успехом проводили соревнования по показательному игнорированию друг друга.