– Раз уж мы с вами оба такие отщепенцы, – сказал незнакомец, – почему бы нам еще сильнее не удивить благонравных обывателей и не покататься вдвоем без надзора назойливых взрослых?
Диана залилась краской и оглянулась на катающихся горожан, до которых теперь было очень далеко. Мама наверняка придет в ярость. А это так прелестно!
– С большим удовольствием, – ответила Диана.
Она взяла молодого человека за протянутые руки. Пальцы у него были длинные и изящные. Наверное, играет на фортепьяно или на виолончели, подумала она. Все-таки лучше на виолончели. Она обожала виолончель.
Незнакомец обнял Диану за талию, и они, касаясь друг друга бедрами, с непринужденной грацией заскользили по льду, как будто долго вместе репетировали этот номер.
Диане нравилось, что он не представился. Ей ни к чему было знать его имя. Пусть он так и останется прекрасным таинственным незнакомцем в черном, подумала Диана и вдруг почувствовала, что у нее кружится голова.
Молодой человек с улыбкой склонился к ней, и она улыбнулась в ответ. Но его широко открытые глаза отчего-то наполнились ужасом. Он отчаянным усилием попытался оттолкнуть от себя Диану, но в ней откуда-то взялась недюжинная сила.
Она вцепилась в него так, что он чуть не плакал. Его глаза были совсем близко, в них читалась отчаянная попытка осознать, что же такое они видят. Она, благодаря отражению в его перепуганных глазах, видела то же самое: бесформенный ошметок гнилой, разложившейся плоти, оставшийся от своевольной Дианы, которая не слушала предостережений мамы.
Лед у них под ногами затрещал и раскололся. Из царящей над озером белизны они в мгновение ока погрузились в ужасающе темную и холодную воду.
Катавшиеся у берега горожане видели, как молодой человек вдруг остановился и пугающе внезапно исчез подо льдом. Их удивило, что при этом он не издал ни звука.
Несколько смельчаков попытались достать его из-подо льда, но не смогли найти. Им пришлось дождаться оттепели и только тогда поднять со дна то, что от него осталось, – то есть практически ничего.
Тело несчастной Дианы Партингтон так и не нашли. А произошло это меж тем почти три года назад.
Закончив, дядюшка Монтегю тяжело вздохнул и посмотрел на снежный шар. Я тоже взглянул на него и, к своему удивлению, увидел, что снежинки в нем продолжают летать и кружиться так, словно кто-то только что его встряхнул. За окном тоже продолжалась метель.
– Боюсь, Эдгар, по такому снегу тебе далеко не уйти, – заметил дядюшка.
– Да, его изрядно навалило, – отозвался я.
– У нас с тобой есть горячий камин. Почему бы нам не скоротать время, пока не уляжется метель? А она точно уляжется. Рано или поздно.
– Да, дядюшка, это было бы неплохо.
– Я расскажу тебе еще историй.
– С удовольствием их послушаю.
– Вот и прекрасно. Еще чаю?
– Да, если можно, – сказал я и неожиданно для самого себя спросил: – Почему вы решили, что я вернусь?
Дядюшка Монтегю улыбнулся.
– Потому что, боюсь, ты попался в одни со мной сети. Я обречен собирать истории и рассказывать их тебе. А ты, видать, обречен их слушать.
Я кивнул. Меня действительно что-то неодолимо влекло в дядюшкин дом. Я до конца не понимал, то ли сам решил снова прийти, то ли что-то привело меня силой.
– А где дети? – спросил я.
– Как где? Здесь, – ответил дядюшка Монтегю.
И в тот же миг я понял, что мы не одни. Вокруг, куда ни глянь, на границе освещенного камином пространства сидели призрачные дети.
– И с какой же, интересно, истории мне начать?
Дядюшка Монтегю оглядел кабинет, задерживаясь то на одном, то на другом предмете. Я не отрывал от него глаз, чтобы ненароком не увидеть чего-нибудь другого. Вдруг по кабинету пробежал шепот, похожий на шелест опавшей листвы.
– Дети, тише, – шикнул дядюшка Монтегю. – Эдгар, может, ты сам выберешь?
– Я, сэр? – тихим, испуганным голосом спросил я.
– Да, ты, – подтвердил дядюшка.
Я окинул взглядом кабинет, стараясь случайно не посмотреть на детей, и остановился на бутылке с моделью парусника, которая украшала каминную полку. Я встал и подошел, чтобы получше ее рассмотреть. Мне уже случалось видеть корабли в бутылках, но этот не был похож ни на один другой. Он будто доживал свой век: корпус сгнил и зиял пробоинами, изорванные паруса обвисли лохмотьями.
– О, – сказал дядюшка Монтегю. – Черный Корабль. Превосходный выбор, Эдгар…