Что-то сдвинулось – горка щебня или камень, – и нога Брауна поехала в сторону. Теряя равновесие, он инстинктивно попытался опереться о стену башни. Но руки не достигли цели, а вместо этого ухватились за теплый водопад вьюнка. Каким крепким он оказался, каким поразительно шелковистым и мягким, трепещущим от переполнявшей его золотистой жизненной силы. А тягучий аромат теперь окутывал его со всех сторон, чудесный, точно какое-то таинственное зелье.
Браун чувствовал, что если наклонится и упадет вперед, то вьюнок ответит на его движение. Он сумеет удержать его, поддержит и утешит. Изумленно охнув, Браун выпрямился и отклонился назад. Его прошиб холодный пот. Мир вокруг зашатался, и опора под ногами заходила ходуном. Он был… довольно сильно испуган. Что это было и что с ним происходит, Бога ради?… «Проклятье!» – воскликнул Браун.
Какая нелепость – вьюнок вцепился в него, приклеился к пальцам, кистям, рукам, – сразу множество стеблей тянулось к груди, прилепляясь к одежде, к коже на его шее, и все это с ошеломительной быстротой. Да, он оказался липким. Очень липким, словно какой-то жуткий клей…
Отбиваясь, извиваясь и барахтаясь, Браун кричал и чертыхался, сдирал с себя путы, пытаясь вырваться, злясь все сильнее и делая новые попытки что было сил вырваться на свободу, – это же просто смехотворно, какая-то чушь. Он определенно сглупил – но как, как освободиться? Чем больше он рвался и бился, тем сильнее лианы обвивали и опутывали его со всех сторон. Потом они каким-то образом добрались до его волос, сбили шляпу, обмотали горло – как дорогой модный шарф, – и запах казался теперь чересчур приторным, удушливым, тошнотворным. Браун рванулся, захрипел, взывая о помощи к людям, которых не было поблизости, к небу и самой башне, к Богу. Ничто и никто не ответил ему.
Наступила тишина. Передышка. Браун перестал бороться, поняв, что это бесполезно. В мыслях зазвучали слова хозяина трактира: «Не стоит даже глядеть на нее. И уж тем более – подходить к ней». Это означало, что никто не заходит в эти места, а если кто и окажется рядом, не станет даже смотреть в эту сторону. Не станут прислушиваться и не поспешат на подмогу, услыхав, как кто-то взывает о помощи…
Силы небесные, что же предпринять?
Браун постарался собраться с мыслями. Ситуация фантастичная, но она не может быть безвыходной. Он же взрослый мужчина, и силенкой Бог не обидел. Конечно, он же может дотянуться до карманного ножа, единственного режущего инструмента, который у него имелся, не считая зубов и ногтей, пускать в ход которые было бы все-таки неверно. А лианы держали крепко. Но выход должен быть! Нужно успокоиться и все обдумать.
В голову приходили мысли, но плана спасения не было. Вместо этого он представил, как висит здесь недели, месяцы, медленно умирая от голода и жажды или от зловонно-приторной отравы.
Это было так ужасно, и картина вдруг так ярко предстала перед глазами, что он чуть не пропустил другое, новое ощущение.
Но затем он отметил легкое подрагивание, хватка стала чуть крепче, а в следующее мгновение сильный рывок приподнял его над землей. Опутанный вьющейся сетью, он, разумеется, не упал. Точнее, ему показалось, что он падает вверх…
В течение нескольких секунд Браун не мог осознать, что происходит. Но достаточно скоро все стало ясно, для сомнений не осталось места. Невозможно было игнорировать тот факт, что земля резко уходила вниз, как и склон холма, поросшая лесом долина и даже сосны, росшие ниже по склону. Старые камни слегка терлись о него, а он все скользил вверх. Небо будто расступилось, стало шире и, уставив на него безглазый, но пристальный взгляд, наблюдало, как ползучее растение, мощное, будто руки великана, без видимых усилий тащит его к вершине древней башни.
Видимо, он ненадолго потерял сознание. Вот что случилось. Он лишь смутно ощущал, как его с силой сжимали, скручивали и протискивали сквозь узкую, твердую бойницу. Особенно пострадали при этом колени и плечи. Но синяки и ссадины – просто мелочи по сравнению с остальным.
Запеленутый в золотистый кокон из стеблей вьюнка, кашляя и с трудом подавляя периодически возникающие рвотные позывы, Браун узловатым пушистым шаром лежал на обжигающих холодом каменных плитах пола. Он не мог двигаться, даже слегка шевельнуться – казалось, даже в ответ на непроизвольные спазмы пищевода сети сжимают его еще теснее, еще сильнее.
В башне было сумрачно, хотя и не царил полный мрак. Дневной свет проникал сквозь узкое окно, бездушно озаряя золотые путы Брауна. Лучи света падали там и сям на каменные стены. Возможно, предположил он, когда-то, много веков назад в этом помещении располагался караульный пост. Но сейчас здесь ничего не было, кроме него самого и опутывающих его лиан.