Замёрз поцелуй
У милого на щеке.
Любовь – это смерть.
Кто был ничем
К оружью, гражданин!
Плотней сомкнём ряды!
Вперёд! Вперёд!
Пусть вражья кровь
Поля наши зальёт!
Звонкая песня летела по городу, отскакивая от старинной брусчатки площадей в такт шагам марширующих бойцов революционной армии. Грозные слова скользили по каменным руинам некогда шикарных дворцов и по потрескавшимся стенам неказистых хибар, поднимаясь всё выше и выше. Могучий припев отражался в стёклах окон, которые словно в едином порыве открывались ему навстречу, впуская в натопленные за ночь комнаты прохладный осенний воздух. Песня плыла ввысь, над черепичными крышами домов, над узкими средневековыми улочками и начавшими покрываться позолотой и медью скверами. Летела над утренним городом и затихала вдали, в медленно таящем над устьем Соны молочном тумане. Гордый, величественный, многострадальный Лион просыпался.
Жак бежал по тротуару вслед за поющим отрядом санкюлотов и подпевал их боевому маршу, как мог. Слова он пока не успел толком выучить – песня была совсем новой в здешних краях и только-только входила в моду в свете последних событий. Однако Жаку нравились её вольный дух, её мощный вдохновляющий ритм. Повторяя слова вслед за ополченцами, он представлял себя в этих марширующих рядах – красивого, статного, со значком Республики на колпаке и ружьём на плече. К сожалению, Жаку было всего двенадцать лет, и вступить в ряды революционной армии, чтобы отважно бороться с врагами молодого государства, он пока не мог. Вот и оставалось ему только сопровождать их марши по утрам и воображать, что в один прекрасный день он так же пройдёт по родной улице с гордо поднятой головой, чтобы все соседи видели и завидовали – каким важным и влиятельным человеком он стал!
Соседей по улице Жак не любил. По мнению мальчишки это были пустые, надменные люди. Одно слово – богачи. Конечно, по сравнению с теми толстосумами, что обитают в роскошных особняках на улице Жюивери, жители улицы Мерсье, занимавшиеся в основном ткацким и портняжным ремеслом, были непримечательными обывателями. Главное их богатство заключалось в том, что они могли себе позволить горячий ужин с мясом каждый вечер и смену свежего платья раз в неделю. Но перед отцом Жака – обычным жестянщиком, даже эти дельцы с полным правом могли задирать нос. Точнее, раньше могли. Теперь, когда в город пришла революция, многое изменилось.
После того, как республиканские войска подавили недавний мятеж, поднятый местными аристократами и противниками перемен, город находился фактически на военном положении. Быть богатым в нём стало очень невыгодно. Специальные патрули санкюлотов ходили по кварталам и задерживали так называемых «подозрительных» – не только тех, кто принимал участие в мятеже против революции, но и всех, кто не вписывался в новое мироустройство. Попросту говоря, богатых и зажиточных людей – вчерашних хозяев жизни. Поэтому, от греха подальше, все соседи Жака по улице резко «опростились» – стали носить менее нарядные платья, не выставлять напоказ даже самые дешёвые свои украшения. И из окон их домов по вечерам уже не доносился манящий аромат мясной похлёбки.
Многие сверстники Жака принимали деятельное участие в розыске и задержании «подозрительных». Днями напролёт они носились по улицам в поисках тех богатых домов, чьи хозяева не успели сбежать из охваченного революцией города, а затем приводили к этим домам санкюлотов. После мальчишки жадно наблюдали, как ополченцы выволакивают на мостовую трясущихся от страха мужчин, женщин и стариков, бьют их прикладами, сдирают с них верхнюю одежду и нательные крестики. Ребятня в такие моменты свистела и улюлюкала, кидала в богатеев камни и куски лошадиного навоза. Будут знать, за кем теперь сила! На подобном развлечении Жак был лишь раз, по уговору своего друга Пьера – сына корзинщика с улицы Муле, и ему не очень-то понравилось всё это. Головой он понимал, что эти ревущие навзрыд люди – враги, и жалеть их не следует, как не жалели они сами подобных ему, Жаку, раньше. Но всё же на душе после такого зрелища оставалось поганое чувство, и больше он не составлял компанию Пьеру во время «изъятий».
Иное дело – марширующие и поющие санкюлоты! Это Жак любил. Вот и сейчас, вместе со своими друзьями он сопровождал армейскую колонну, направляющуюся в сторону набережной. Рядом с ним шлёпал босыми ногами по брусчатке щуплый низкорослый Пьер. Он ловко перепрыгивал лотки зеленщиков, с утра пораньше уже выставивших на тротуары свой душистый товар. Толстенький Жерар, как всегда, отстал от своих друзей, и его грузный топот едва слышался позади. Должно быть, опять перед выходом из дома натрескался не проданных вчера булок, оставшихся в папашиной лавке с вечера. Обычное для него дело.