Ближе к полудню мальчишки наконец продрались через толпы людей к площади Белькур, ставшей при новой власти главным местом исполнения наказаний. В середине площади, на высоком деревянном постаменте был установлен эшафот, а на нём воздвигнуто новенькое орудие казни, привезённое перед самым мятежом из столицы – знаменитая гильотина. Раньше на этом месте стояла конная статуя короля Луи – не того Луи, кому полгода назад в Париже оттяпали голову, а другого – то ли его отца, то ли деда. В королях Жак не слишком сильно разбирался, да и незачем больше было.
Ловко вскарабкавшись по барельефу, изображавшему крылатых ангелов, Жак и его друзья оказались верхом на каменной стене, оставшейся от разгромленного особняка на краю площади. Отсюда было хорошо видно эшафот, к которому уже подъезжала повозка с осуждённым. Этьен достал из кармана бумажный кулёк с дынными семечками, отсыпал немного Пьеру, а после – предложил Жаку. Тот покачал головой – есть ему не хотелось. Того же самого нельзя было сказать о Жераре – не отказавшись от семечек, он также выудил из-за пазухи чёрствую булочку с маком и приготовился к зрелищу.
Двое солдат вывели из повозки обречённого мятежника. Им оказался невысокий седой человечек примерно лет пятидесяти. Руки его тряслись, по бледному лицу текли слезы. Он не издавал ни звука – лишь молча открывал и закрывал рот, как рыба, выброшенная на берег. Ноги ему, видимо, тоже отказали – когда солдаты подхватили его под руки и потащили к гильотине, он повис на них, безвольно волоча ступни по деревянному полу эшафота. Будто какой-то тюфяк, его бросили на скамью, связали руки и приладили голову на доске, находившейся ровно под остро отточенным лезвием орудия казни.
– Фабрикант с Круа-Русс, – сплёвывая кожуру от семечки, пояснил Этьен, – владел прядильной фабрикой. У него там работали дети младше нас, по шестнадцать часов в день, без единого перерыва. Когда поднялся мятеж – снарядил из своих работников отряд, заставлял их стрелять в революционеров. Скотина.
Следом на эшафот поднялась фигура позанятнее. Жак весь подался вперед – настолько ему вдруг стало любопытно. Высокий худощавый человек в длинном сером плаще поднимался по ступенькам важно и размеренно – будто плыл. Плечи и голову его скрывал острый красный колпак с узкими прорезями для глаз. Палач. Его Жак видел впервые. Раньше в Лионе палача не было, и никто не знал, как обращаться с гильотиной. Исполнители из добровольцев предпочитали пользоваться дедовским методом и рубили головы топором, потому первые казнимые умирали в муках. Некоторым бедолагам получалось отсечь голову лишь со второй, а то и с третьей попытки. Поговаривали, что новый палач, прибывший вслед за революционной армией, держал нож гильотины всегда идеально острым, а потому ошибок не допускал. Настоящий профессионал своего дела.
– Почему на нём колпак? – вдруг подал голос Пьер. – Папенька говорил, что после революции палачам разрешили не прятать лица. Теперь это не считается позорным занятием.
– Не считается, – кивнул головой Этьен. – Парижский палач, отрубивший голову самому королю, вообще чуть ли не в героях теперь ходит. Уж он-то лицо и не думает прятать.
– Наверное, наш палач старомодный, – предположил Жерар, отрываясь от булочки.
– Может и так, – усмехнулся Этьен, – ничего. Всё теперь по-новому. Глядишь, увидим ещё, как он свой колпак снимет.
Жак внимательнее присмотрелся к палачу, готовившему гильотину к работе. Особое внимание парня привлёк значок, украшавший плечо экзекутора – трёхцветный символ Республики. Не какая-то паршивая латунь. Опытным взглядом потомственного жестянщика Жак видел – значок выполнен из настоящего серебра. Такие выдавали лишь тем, кто особо ценен на службе революции.
Тем временем палач закончил приготовления. Весомо подняв правую руку, он остановил гвалт толпы. Все замерли в ожидании. В неожиданно сгустившейся тишине над головами собравшихся слышно было лишь жалкие всхлипы ожидающего своей участи фабриканта. Палач подошёл к гильотине и плавным движением надавил на рычаг. Тяжёлое с виду лезвие бесшумно опустилось. Толпа выдохнула. Голова казнимого мячом отпрыгнула в заранее подготовленную солдатом корзину. Достав её оттуда за волосы, палач продемонстрировал голову толпе. В следующее мгновение площадь Белькур огласилась многотысячном рёвом. Люди смеялись и хлопали в ладоши. Поморщившись, Жак начал спускаться со стены.