Никто не ответил ему. В руке палача блеснуло узкое короткое лезвие. Подойдя к барону, он взял его за руку и легонько надрезал своим клинком белёсую ладонь заключённого. Барон де Фуа не сопротивлялся странным действиям палача, а напротив – с торжествующей улыбкой косился на Жака. Палач выжал несколько капель баронской крови ему в кубок, затем – в кубок Жака. Барон уже не просто улыбался, а истерично хихикал.
Палач присел на корточки рядом с Жаком. Мальчик спрятал руки за спиной. Тогда палач сделал едва заметное движение головой, и трое приятелей Жака сорвались с места. Они схватили его, выкрутили ему руки и стали держать мёртвой хваткой. Теперь ему оставалось лишь наблюдать за тем, какие манипуляции совершает палач. Так же, как и с бароном перед этим, он надрезал Жаку ладонь, а затем капнул в каждый из двух кубков по капле крови с обагрённого лезвия.
– Потерпи, скоро всё закончится, – прошептал ему в ухо Жерар. Голос друга показался Жаку таким чужим и незнакомым, что стало ещё страшнее.
Палач снял с левой руки чёрную кожаную перчатку. Под ней оказалась тонкая, почти бумажная кисть руки мертвенно-белого цвета. На этот раз он кольнул лезвием себя в запястье и поднес его к кубку Жака. Из проколотого запястья не полилась кровь, лишь вязкая бурая жидкость тягучей полоской плюхнулась в содержимое кубка. Субстанция тут же забурлила. Палач повторил то же самое с кубком барона.
– Пей, – прошипел зловещий, нечеловеческий голос из-под колпака.
Барон схватил кубок обеими руками и жадно вылил его содержимое себе в рот. Осушив сосуд, он истошно расхохотался. Смех тут же перешёл в кашель, а после – в бесшумное сипение. В какие-то несколько секунд тело узника обмякло. Он упал на лежак и затих.
Палач повернулся к Жаку и протянул ему дурно пахнущий кубок.
– Пей, – вновь раздался мерзкий голос.
– Нет! Не буду! – нашёл в себе силы ответить Жак.
– Не противься ему, идиот. Это бесполезно, – сказал Пьер.
Палач передал кубок Этьену, после чего выпрямился во весь рост. Взявшись обеими руками за вершину колпака, он медленно стянул его с себя. Жак завопил от ужаса. Из-под колпака на него смотрел голый человеческий череп ярко-красного, кровавого цвета. В глазницах свирепо горели зелёные огоньки. С острых клыков сочилась мутная слизь.
– Пей! – настойчиво прошуршало чудовище.
Жак уже ничего не соображал, когда чьи-то руки – кажется, Этьена – поднесли к его губам кубок и насильно влили содержимое в рот. Всё его существо заполнило ощущение этой противной горькой вязкости во рту. Затем тело стало неметь, а спустя пару мгновений угас и рассудок. Жак потерял сознание.
*****
«Что со мной? Почему я почти не чувствую ног? Какой страшный был сон. Где это я?»
Сознание постепенно возвращалось к Жаку. В конце концов он сумел сконцентрироваться и открыл глаза. Увиденное его ошеломило. Он находился в расшатанной повозке, в окружении группы солдат продиравшейся сквозь огромную толпу. В небе светило яркое солнце, народ вокруг вопил и свистел. Кто-то швырнул ему в лицо тухлый помидор.
«За что? Я ведь ничего им не сделал. Куда это они меня?»
Когда крепкие солдатские руки подхватили его под мышки и затащили на эшафот, Жак даже не сопротивлялся. Какая-то странная слабость владела всем телом. Он его почти не чувствовал, словно оно ему не принадлежало.
«Не может быть!»
Он опустил глаза и осмотрел себя. Бледные старческие руки с обвислой на плечах кожей, впалая худая грудь, слабые трясущиеся ноги. Это тело не принадлежало ему, потому что это было не его тело!
«Что за чертовщина? Как такое может быть?»
Над Жаком грозно нависла знакомая фигура палача. Теперь на нём вновь был этот жуткий колпак, но лучше уж так, чем вновь видеть то, что скрывается под ним. Чудовище сгребло Жака привычным движением и поволокло к плахе. За несколько секунд прогулки по эшафоту Жак увидел то, что потрясло его больше всего.
Слева, над головами беснующихся зевак, на руинах гранитной стены, сидели четверо подростков. Его друзья. Пьер. Жерар. Этьен. И четвёртый. Четвёртый… Он сам! Его двойник с издёвкой улыбнулся и помахал Жаку рукой.
Ему хотелось кричать, выть, но он не мог издать ни звука. Из груди вырывалось лишь жалкое сипение. Палач прикрутил руки Жака к скамье, а голову пристроил на край доски, вниз подбородком. Перед глазами Жака возникла подставленная под гильотину соломенная корзина. Вдруг вся площадь замолкла, словно по чьему-то сигналу. В следующее мгновение Жак услышал тихий шорох скользнувшего по дереву лезвия, а потом на него обрушилась тяжёлая темнота.