Анка царапала страшилище за морду, лягала его ногами, кусала зажавшую ей рот лапу, но всё было впустую. Медленно, но верно они приближались к реке. Самый крайний дом деревни уже остался позади. Сердце девочки готово было выскочить из груди. Она взглянула на высокую беспечную луну, и страх внутри вдруг сменился глубокой тоской. Стало невыносимо грустно от того, что её недолгая жизнь сейчас оборвётся. Жалко, что она так и не побывала в городе на ярмарке, не попробовала того самого сахарного петушка на палочке. Жалко мамку с батей. Жалко, что не слушалась их и безобразила. Вспомнились отцовский храп, урчание свернувшегося клубочком Юзика, потрескивающие угольки в печи. А как было смешно, когда баба Ядя дёргала за привязанную к морковке верёвочку, и чучело отзывалось, словно живое! Анка перестала брыкаться и прислушалась к ночной тишине. Снег не хрустел под ногами Деда – оживший мертвяк скользил по насту, как бесплотный призрак.
Анка зажмурилась, свободной рукой нащупала между ног нежити морковку и резким движением дёрнула. Мужское достоинство Деда с треском отделилось от соломенного тела и осталось в Анкиной ладони. Каркнув, чудище вдруг обмякло и безжизненно завалилось в снег. Выбравшись из-под кучи соломы и тряпья, Анка в одном валенке что есть мочи побежала к дому, истошно вереща. Бабкину шаль сорвало налетевшим порывом ветра. В руке девочка сжимала морковь. Вдалеке, отзываясь звонкому крику Анки, залаяли собаки. В окне родной хаты зажёгся мягкий свет лучины.
Сверкающая дорожка
– Прямо в цель, ковбой!
Николь откинула упавшую в порыве страсти светлую прядь со лба и сладко потянулась. По её обнажённому телу растекалась приятная истома. Молодой мужчина рядом с ней шумно выдохнул и улыбнулся, обнажив ровные зубы.
– Весь Фронтир знает, что «Кольт» Чёрного Кеннета бьёт без промаха.
Николь повернулась к парню, опёршись на локоть, и провела мизинцем по багровому шраму на его загорелом плече.
– Я слышала ещё одну поговорку: Чёрный Кеннет стреляет быстрее, чем ты взглянешь на его «Кольт».
Кеннет громко засмеялся. Его дыхание ещё не полностью восстановилось, и через пару секунд смеха парень закашлялся. Отдышавшись, он поймал сильными пальцами руку Николь, потёрся о её ладонь щетиной, вдохнул аромат запястья и поочерёдно расцеловал каждый пальчик.
– Обожаю тебя, малышка, – он поднялся с постели. – Пойду вниз, скажу Грэму, чтобы собрал нам пожрать и выпить.
Сев на кровати, Николь поневоле залюбовалась могучим мускулистым телом своего любовника, пока он надевал джинсы и клетчатую рубашку. «Малышка», – подумала она про себя, еле заметно усмехнувшись. – «И этот туда же. Знал бы ты, малыш, насколько я тебя старше». Одевшись, Кеннет подмигнул ей и вышел в коридор, звеня шпорами на сапогах.
Все мужчины одинаковы: каждый мнит себя центром Вселенной. Или хотя бы Солнцем, или, на худой конец, планетой, вокруг которой крутятся «малышки»-спутники: женщины. И для того, чтобы подчинить себе мужчину, сделать его своим «малышом», умной женщине достаточно лишь поддерживать в его голове эту воистину космических масштабов глупую иллюзию. Впервые эту нехитрую мудрость Николь осознала ещё в четырнадцать лет, целую жизнь назад. С тех пор она летела по своей судьбе легко, ловко лавируя по орбитам десятков «планет» всевозможных цветов и размеров. Покойная матушка называла такой полёт «сверкающей дорожкой» – она говорила, что каждая женщина может найти среди мириад звёзд в небе свою судьбоносную цепочку светил, ведущую именно к её счастью, но удаётся это лишь единицам. Самой маменьке не удалось, и она умерла от лихорадки прямо на рабочем месте – в престижном борделе на Рю-Бурбон.
В осуществлении полёта по «сверкающей дорожке» наравне с пониманием мужской сути Николь помогала ещё и её порода. Хвала Господу и маме-француженке, она с детства была сногсшибательно красива, и знала это. Играючи, с одного щелчка, она охмуряла банкиров и золотодобытчиков, мэров и губернаторов, шерифов и скотопромышленников. Перед осиной талией и бархатистой кожей не мог устоять никто. Глубокие зелёные глаза развязывали любой язык похлеще лучших агентов Пинкертона, а страстные пухлые губки открывали любой кошелёк быстрее, чем это делали профессиональные карманники на Манхэттене. Золотистые волосы струились по белым плечам Ниагарским водопадом, одинаково гибельно маня к себе и трусов, и смельчаков. Но помимо красоты у Николь было ещё одно оружие: изворотливый и гибкий ум. Всё свободное от ухода за своим внешним видом время она тратила на получение новых знаний. Женщина увлечённо изучала языки, следила за новостями науки и прогресса, благодаря газетам разбиралась в политике и истории. Красота и ум – вот те два «Кольта», что Николь постоянно носила при себе. Стоило ей только выбрать цель, и та была обречена. Эти местные мальчишки-ганфайтеры меряются друг с другом скоростью реакции и меткостью выстрелов, но они и не подозревают, что самый лучший ганфайтер здесь – она. Безжалостный идеальный хищник, не знающий промаха. А они все – её потенциальная добыча.