– А самое смешное, что тебе, глупышка, при самом удачном исходе не дали бы и тысячной доли того, чего эти камни стоят на самом деле. На чёрном рынке их бы просто распилили на куски – ведь много мелких продать проще, чем несколько крупных. А их истинная ценность как раз в размере. И в происхождении, разумеется.
Покончив с верёвкой, женщина присела на корточки рядом с умолкшим Кеннетом и погладила его по голове. Она упивалась своим триумфом, ей хотелось поговорить.
– Ты же наверняка ничего не слышал об алмазах последнего индийского императора Бахадур-шаха? Откуда тебе… Что ж, времени у меня теперь много, и я поболтаю с тобой напоследок. Ты был ещё совсем пацаном и не помнишь, как лет десять назад все газеты гремели о том, как жестокие британцы разгромили восставшую против их владычества Индию. Они взяли Дели штурмом, попутно вырезав весь город, затем ворвались во дворец старого падишаха, убили всех его наследников, а самого правителя заточили в темницу, где он вскоре скоропостижно скончался. Так Индия была окончательно присоединена к Британской империи, вместе со всеми землями, людьми, слонами и несметными сокровищами. Самым же главным украшением шахской сокровищницы была дюжина легендарных камней редкостной чистоты и удивительно крупного размера, известных как «двенадцать рук Шивы». Примерная оценочная стоимость каждого из этих камушков – годовой бюджет средней европейской державы типа Австрии. И однажды мне довелось увидеть их красоту собственными глазами.
Николь с благоговейным трепетом развязала завязки кошеля и вытянула из него ослепительно чистый алмаз, бесчисленные грани которого тут же засверкали отблесками лунного света. Покрутив его в пальцах, она так же осторожно положила его обратно в кошель и в несколько узлов затянула тесёмки.
– Эти алмазы выкупил у британской короны Лайонел Шуссет – миллионер из Нью-Йорка. О, это была удивительно выгодная для него сделка. Англичанам нужно было срочно пополнить казну после ряда разорительных войн, а точную стоимость алмазов тогда ещё никто не знал. Так эти сокровища оказались в Америке. Однажды Шуссет даже выставил их в Метрополитан-музее. Иным богачам мало самого обладания богатствами – они хотят, чтобы все видели, насколько они богаты. Насколько превосходят простых, жалких, нищих людишек. Я была на открытии той выставки. Я видела красоту этих камней. И я сразу поняла, что мы с ними связаны. Тогда это чувство было безотчётным. Но теперь я вижу, что это моя судьба. Моя сверкающая дорожка, о которой рассказывала матушка.
Николь замолчала. Несколько минут она слушала ночную тишину. Стрекотали цикады, тихо шелестела трава, вдали выл на луну койот. Женщина поцеловала лежачего мужчину в мокрый лоб и оседлала лошадь.
– Не переживай, малыш. Долго скучать тебе не придётся. На почте Берроутауна я оставила послание федеральному маршалу. Там написано, в каком направлении тебя искать. Когда окажешься на виселице – вспомни обо мне. Au revoir!
Николь мягко ткнула пятками в бока лошади и поскакала по залитой призрачным светом прерии вдоль сверкающего в ясном ночном небе Млечного Пути.
*****
«Интересно, кто предложит лучшую цену? Шуссет или британцы? Конечно, полную стоимость алмазов я не выручу, но уже десятой части хватит на безбедную старость не только для меня, но и для моих внуков. Если, конечно, я их задумаю завести».
Коротать поездку за такими раздумьями было дьявольски приятно. Николь ещё никогда в жизни не чувствовала себя такой свободной. Кошель давил на грудь приятной тяжестью. Спать совершенно не хотелось, несмотря на то, что последний раз она спала больше суток назад, в гостинице Берроутауна. Но, провернув своё дельце, Николь была так взбудоражена, что ей казалось, будто она сумеет без сна добраться до самой Миссисипи. С того момента, как она оставила связанного Кеннета у костра, прошло часов десять, и солнце подползало к полудню. Но Николь совершенно этого не замечала. Все её мысли были сейчас направлены на то, что она сделает со своим богатством.
«Конечно, на Шуссета нужно будет выйти через посредников. Пожалуй, конгрессмен Гарриман подойдёт на эту роль. Мы с ним расстались на высокой ноте, и он должен с теплом вспоминать обо мне. Можно будет даже порадовать старика, в качестве премии. А дальше – на юг, в благословенный край дикси. Говорят, что после того, как кончилась война, лишившиеся рабов плантаторы разоряются и продают свои земли за сущий бесценок. Что ж, почему бы не выкупить для себя крупную латифундию, засеять там всё табаком или хлопком. Что там сейчас котируется выше? Впрочем, для этих забот у меня будет финансовый агент. Помоложе и посимпатичнее. Даже немного жаль, что рабство отменили. Придётся изрядно потратиться на наёмных работников. Впрочем, те же поляки или ирландцы берут совсем немного – я смогу себе позволить выписать из Европы несколько кораблей с ними».