— Ну, не знаю, — ответил я. — Я выписываю «Стрэнд Мэгэзин», там много занимательных рассказов, например те, что пишет мистер Уэллс. Или приключения Шерлока Холмса.
Женщина в белом улыбнулась, но, поскольку она ничего не ответила, я счел нужным продолжить.
— Я прочел «Дракулу» мистера Стокера, и мне ужасно понравилось. О, и еще я нахожу, что мистер Стивенсон тоже прекрасный писатель, но это, возможно, потому что мы тезки.
Она приподняла брови.
— Роберт, — объяснил я. — Нас обоих так зовут. Он ведь Роберт Льюис Стивенсон.
— Да. Я поняла.
— О, прошу прощения.
Снова повисла пауза. Я ожидал, что Женщина в белом выскажется на предмет моих литературных вкусов, но никакого суждения от нее не последовало.
— Мне весьма пришлась по вкусу «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда», — продолжил я. Она улыбнулась и кивнула. — И, думается, «Портрет Дориана Грея» тоже очень хорош, — добавил я в надежде поразить ее тем, что мне нравится такое скандально известное произведение. Однако ее лицо осталось бесстрастным.
— Кажется, вас привлекают истории о противоестественных опасностях, — сказала она, — и произведения с уклоном в сверхъестественное и таинственное.
— Пожалуй, да, — признал я, не уверенный, говорит ли она это мне в укор.
— Что ж, — сказала Женщина в белом. — Быть может, у меня найдется пара историй, которые придутся вам по душе.
— А вы сами, случайно, не писательница, мисс? — спросил я. Я никогда еще не читал произведений, написанных женщинами, но знал, что женщины-писательницы существуют. Это могло бы объяснить ее своеобразные манеры. Как я знал из газет, писатели — странный народ.
Эта моя догадка позабавила ее еще больше, чем когда я предположил, что она учительница.
— Нет-нет. Я не писательница, но в самом деле знаю много историй. — Она сложила кончики пальцев вместе, и ее глаза сверкнули. — Что, если я расскажу одну? Посмотрим, как она вам понравится.
Признаюсь, я не проявил воодушевления, но отказаться было бы невежливо. Предложение казалось довольно экстравагантным. Я неуверенно покосился на остальных пассажиров, но они все еще крепко спали.
— Скоротаем несколько минут, — сказала она.
— Ну что ж, хорошо. — Я вздохнул и бросил еще один взгляд на наших соседей по купе, надеясь, что хотя бы один из них очнется и придет мне на выручку. — О чем же ваш рассказ?
— Боюсь, что если проговорюсь, то испорчу вам все удовольствие.
Я кивнул и посмотрел в окно.
— Вы интересуетесь ботаникой?
— Ботаникой? — переспросил я и нарочно подтолкнул Епископа, но без толку.
— Наукой о растениях, — объяснила она и снова сложила пальцы вместе так, будто речь шла о чем-то невероятно захватывающем.
— Не слишком. — Я слегка скривил губы. — А это важно?
— Ничуть, — ответила она. — Ничуть.
Оранжерея
Оскар не видел отца почти два года, и теперь они сидели в утренней гостиной, будто были едва знакомы. Вдалеке раздавались мерные настойчивые удары молотка. Отец, сцепив длинные кисти в замок, постукивал большими пальцами в такт этим звукам.
— Как дела в школе? — спросил он с широкой улыбкой, которая почему-то раздражала Оскара.
— В школе все хорошо, отец.
Из-за холодного ответа Оскара улыбка отца дрогнула, но всего на мгновение. Элджернону Бентли-Харрисону доводилось встречать тигров в лесах Бутана и отбиваться от аборигенов — охотников за головами в Новой Гвинее. Сохранять присутствие духа перед лицом невзгод — часть его работы.
— Хорошо? — переспросил мистер Бентли-Харрисон. — Разве тебе совсем нечем поделиться?
— Если вы надеетесь услышать о моих академических достижениях, сэр, — ответил Оскар, — то я не ученый.
— Чепуха. Ты очень умный мальчик.
— Я не имел в виду, что я неумный, отец. Я только хотел сказать, что меня не привлекают ни слова, ни книги, ни цифры — то есть все то, что должны любить ученые. Мне интересно другое.
— Как и мне, мальчик мой. — Отец заговорщически кивнул. — Я понимаю, что тебе не терпится выбраться из заточения классной комнаты. В мире гораздо больше интересного, чем даже в самой обширной библиотеке. Вот что влечет меня на разные концы земли, Оскар. Жажда знаний! Моя область, разумеется, может показаться узкой, но когда ты повзрослеешь и я возьму тебя с собой, ты тоже поймешь, насколько важна моя ботаническая коллекция…
— Но, отец, — перебил его Оскар со вздохом, — цветы меня совсем не интересуют.
Даже если бы Оскар дал отцу пощечину, это не потрясло бы его настолько сильно. Мистер Бентли-Харрисон жил цветами, они были его страстью.