Я от дождя эфирной пылиИ от круженья охранюВсей силой мышц и сенью крылийИ, вознося, не уроню.
И на горах, в сверканьи белом,На незапятнанном лугу,Божественно-прекрасным теломТебя я странно обожгу.
Ты знаешь ли, какая малостьТа человеческая ложь,Та грустная земная жалость,Что дикой страстью ты зовёшь?
Когда же вечер станет тише,И, околдованная мной,Ты полететь захочешь вышеПустыней неба огневой, —
Да, я возьму тебя с собоюИ вознесу тебя туда,Где кажется земля звездою,Землёю кажется звезда.
И, онемев от удивленья,Ты у зришь новые миры —Невероятные виденья,Создания моей игры…
Дрожа от страха и бессилья,Тогда шепнёшь ты: отпусти…И, распустив тихонько крылья,Я улыбнусь тебе: лети.
И под божественной улыбкой,Уничтожаясь на лету,Ты полетишь, как камень зыбкий,В сияющую пустоту…
«Разгораются тайные знаки…»
Разгораются тайные знакиНа глухой, непробудной стенеЗолотые и красные макиНадо мной тяготеют во сне.
Укрываюсь в ночные пещерыИ не помню суровых чудес.На заре – голубые химерыСмотрят в зеркале ярких небес.
Убегаю в прошедшие миги,Закрываю от страха глаза,На листах холодеющей книги —Золотая девичья коса.
Надо мной небосвод уже низок,Чёрный сон тяготеет в груди.Мой конец предначертанный близок,И война, и пожар – впереди.
Октябрь 1902
Песнь ада
День догорел на сфере той земли,Где я искал путей и дней короче.Там сумерки лиловые легли.
Меня там нет. Тропой подземной ночиСхожу, скользя, уступом скользких скал.Знакомый Ад глядит в пустые очи.
Я на земле был брошен в яркий балИ в диком танце масок и обличийЗабыл любовь и дружбу потерял.
Где спутник мой? – О, где ты, Беатриче? —Иду один, утратив правый путь,В кругах подземных, как велит обычай,
Средь ужасов и мраков потонуть.Поток несёт друзей и женщин трупы,Кой-где мелькнёт молящий взор, иль грудь;
Пощады вопль, иль возглас нежный – скупоСорвётся с уст; здесь умерли слова;Здесь стянута бессмысленно и тупо
Кольцом железной боли голова;И я, который пел когда-то нежно, —Отверженец, утративший права!
Все к пропасти стремятся безнадежной,И я вослед. Но вот, в прорыве скал,Над пеною потока белоснежной
Передо мною бесконечный зал.Сеть кактусов и роз благоуханье,Обрывки мрака в глубине зеркал;
Далёких утр неясное мерцаньеЧуть золотит поверженный кумир;И душное спирается дыханье.
Мне этот зал напомнил страшный мир,Где я бродил слепой, как в дикой сказке,И где застиг меня последний пир.
Там – брошены зияющие маски;Там – старцем соблазнённая жена,И наглый свет застал их в мерзкой ласке…
Но заалелся переплёт окнаПод утренним холодным поцелуем,И странно розовеет тишина.
В сей час в стране блаженной мы ночуем,Лишь здесь бессилен наш земной обман,И я смотрю, предчувствием волнуем,
В глубь зеркала сквозь утренний туман.Навстречу мне, из паутины мрака,Выходит юноша. Затянут стан;
Увядшей розы цвет в петлице фракаБледнее уст на лике мертвеца;На пальце – знак таинственного брака —
Сияет острый аметист кольца;И я смотрю с волненьем непонятнымВ черты его отцветшего лица
И вопрошаю голосом чуть внятным:«Скажи, за что томиться должен тыИ по кругам скитаться невозвратным?»
Пришли в смятенье тонкие черты,Сожжённый рот глотает воздух жадно,И голос говорит из пустоты:
«Узнай: я предан муке беспощаднойЗа то, что был на горестной землеПод тяжким игом страсти безотрадной.
Едва наш город скроется во мгле, —Томим волной безумного напева,С печатью преступленья на челе,
Как падшая униженная дева,Ищу забвенья в радостях вина…И пробил час карающего гнева:
Из глубины невиданного снаВсплеснулась, ослепила, засиялаПередо мной – чудесная жена!
В вечернем звоне хрупкого бокала,В тумане хме льном встретившись на мигС единственной, кто ласки презирала,
Я ликованье первое постиг!Я утопил в её зеницах взоры!Я испустил впервые страстный крик!