— Видимо, ее все-таки нет дома, — сказал он.
Судя по всему, это было правдой; более того, что бы ни говорила старуха, Юрий не сомневался, что уж кто-кто, а она наверняка заметила бы Нику, если бы та вернулась домой. Конечно, как говорится, и на старуху бывает проруха, но здесь, кажется, был не тот случай: изнывающая от безделья пенсионерка наверняка вела строгий учет всех, кто появлялся на лестничной площадке. Очевидно, это благодаря ей лифт сверкал такой первозданной чистотой.
Филатов подумал, что, раз Ника не появлялась дома, она могла вернуться на работу, и чуть было не спросил у разговорчивой бабуси, в какой именно больнице работает ее исчезнувшая соседка. Он даже рот открыл, чтобы задать этот вопрос, но вовремя спохватился и поспешно его захлопнул. «Идиот! — мысленно завопил он, покрываясь холодным потом из-за чуть было не допущенного прокола. — Ты что, не помнишь, из какой больницы выписался пару часов назад?! Давно в кутузке не сидел, сыщик доморощенный?»
Ему тут же пришло в голову, что, сочинив столь неуклюжую легенду, он здорово напортил себе в поисках. Вот уже и не спросишь, где работает Ника… Черт дернул эту бабку высунуться! Сидела бы себе дома, носки внукам вязала…
— Что ж, спасибо, — сказал он, выдавливая из себя очередную улыбку. — Как говорится, на нет и суда нет. Пойду, пожалуй. Вот, возьмите, это вам.
С этими словами Юрий протянул бабусе букет.
— Ой, да что вы! — засмущалась та, хватая тем не менее букет обеими руками. — Зачем вы это? Не нужно!
— Да как же не нужно? — возмутился Юрий, предотвращая ее притворную попытку вернуть цветы. — Мы с вами так мило поболтали… Будь я лет на десять постарше, букетом дело не ограничилось бы. Я бы, наверное, вместе с букетом предложил вам руку и сердце.
Старуха кокетливо хихикнула, прикрывшись букетом, как веером.
— Так уж и десять! — проворковала она, поглядывая на Юрия поверх цветов. — Сказали бы лучше — тридцать…
— Не может быть! — изумился Юрий. — Вы меня разыгрываете. Вы так молодо выглядите… От кавалеров, наверное, отбоя нет. Или вы замужем?
— Я вдова, — чопорно сообщила старуха и кокетливо стрельнула в Юрия густо подведенными глазами, поблескивавшими из глубины иссеченных глубокими морщинами кожаных складок.
— Вот видите, — сказал Юрий. Теперь он стоял к старухе вполоборота, одним глазом внимательно изучая дверь. То, что он видел, ему очень не нравилось. — Право же, мне есть над чем подумать…
— Подумать всегда есть над чем, — заявила бабуся, но Юрий ее не услышал, поглощенный разглядыванием двери — то есть не двери как таковой, а зазора между дверным полотном и косяком.
Зазор был приличный, едва ли не сантиметровой ширины, и Юрий отлично видел в районе замка металлическое поблескивание пружинной защелки.
— Молодой человек, — окликнула его старуха. — Что с вами?
— Простите, — сказал Юрий, встрепенувшись, — задумался.
— Не о времени нашей свадьбы, надеюсь?
«Черт меня за язык тянул», — подумал Филатов, любезно улыбаясь.
— Как знать, — произнес он вслух, прикидывая, как бы ему половчее закончить грозивший затянуться разговор.
В это время за спиной у старухи, в глубине ее квартиры, послышалась бодрая музыка, означавшая начало какого-то телевизионного сериала. Бабуся явно забеспокоилась — очевидно, не хотела пропускать очередную серию. Юрий понял, что нужно ловить момент.
— Что ж, благодарю вас, — сказал он. — Если увидите Веронику, передайте ей, пожалуйста… Впрочем, ничего не надо передавать. Надеюсь, я ее скоро увижу и скажу все сам. До свидания.
— Всего наилучшего, — сказала старуха, отступила в глубину прихожей и закрыла за собой дверь.
Юрий услышал, как дважды щелкнул замок, но у него было подозрение, что старуха подглядывает за ним в глазок, проверяя, ушел ли он. Поэтому он демонстративно вздохнул, покачал головой и, твердо ступая по керамическим плиткам, покинул коридор. Вызвав лифт, Юрий просунул в открывшиеся двери руку, нажал кнопку первого этажа и сразу же отступил в сторону. Дверные створки с шумом сомкнулись, электромотор взвыл, и кабина, погромыхивая, пошла вниз.
Выждав еще немного, Филатов бесшумно двинулся назад, стараясь держаться той стены коридора, которая не была видна старухе через дверной глазок. Дойдя до ее двери, он остановился и прислушался. Телевизор внутри квартиры работал на всю катушку — Юрий слышал голоса актеров, громко выяснявших отношения, запутанные, насколько он понял из диалога, какой-то коварной Джулией. Этот же диалог доносился до него еще, как минимум, из двух расположенных на площадке квартир; если он вообще собирался сделать то, что задумал, делать это нужно было прямо сейчас, не откладывая.
Прижимаясь к стене рядом с дверью старухиной квартиры, он еще раз пригляделся к двери напротив. Даже отсюда, с противоположной стороны коридора, он отлично видел, как блестит в узкой щели металлический язычок защелки. Кроме него, там, в щели, ничего не блестело, а это могло означать только одно: дверь не была заперта.
Возможно, Ника прямо сейчас находилась там, за этой незапертой дверью; возможно, она нуждалась в помощи или._ Юрий замялся, но потом взял себя в руки и додумал эту мысль до конца: возможно, вернувшись домой из неудавшегося путешествия в стиле кантри, Ника опрометчиво впустила в квартиру мстительного литератора Сашу и теперь была мертва. «Не дай бог, — подумал он, каменея от ярости. — Не дай бог! Если этот непризнанный гений хотя бы пальцем ее тронул, я не успокоюсь, пока не найду его и не выверну наизнанку его гениальную задницу».
Приободрив себя этой воинственной декларацией, Юрий оттолкнулся от стены, одним широким шагом пересек узкий коридор и повернул ручку. Дверь распахнулась, и Филатов бесшумно проскользнул в темную прихожую, из глубины которой доносилось бормотание радиоточки и тянуло слабым запахом знакомых духов — тех самых, которыми пользовалась Ника.
Он без стука прикрыл за собой дверь и немного постоял, давая глазам привыкнуть к темноте. Темнота не была абсолютной: из открытой двери спальни, расположенной прямо напротив входа, на прикрытый вытертым ковриком пол прихожей падал косой четырехугольник голубоватого света от горевшего внизу, на улице, ртутного фонаря. Юрий заметил в метре от себя на полу что-то блестящее, похожее не то на пролитую воду, не то на ртуть. Приглядевшись, он понял, что ошибся: перед ним, поблескивая в свете уличного фонаря, лежали острые осколки стекла. Здесь же, на полу, чернели беспорядочно разбросанные пятна неопределенных очертаний; шагнув в сторону, он наступил на что-то твердое, вывернувшееся из-под ноги, потерял равновесие и едва не свалился. Наклонившись, он нащупал подвернувшийся под ногу предмет, поднял его и понял, что держит в руках дамскую босоножку, даже раньше, чем увидел на фоне освещенной двери очертания высокого острого каблучка и изящно изогнутой подошвы.
Его зрачки наконец адаптировались к слабому, рассеянному свету, и он увидел, что блеск на полу — это действительно осколки стекла, а непонятные темные пятна, которыми был усеян весь пол, оказались разбросанными в полнейшем беспорядке предметами одежды и разрозненной обувью. Вообще, по прихожей будто ураган прошелся: дверцы встроенных шкафов были распахнуты настежь, и бесцеремонно вывернутое на пол содержимое громоздилось возле них темными спутанными грудами. На оклеенных светлыми обоями стенах криво висели какие-то картины в тонких рамках; еще одна валялась на полу возле двери, которая вела в спальню, и, приглядевшись, Юрий понял, что разбитое стекло раньше прикрывало ее от пыли. Шагнув вперед, он наступил на незамеченный раньше осколок, и тот негромко хрупнул у него под ногой. Присев, Филатов осторожно освободил расколовшуюся от удара о пол рамку от остатков стекла, взял ее в руки и удивленно приподнял брови: рамка была пуста, если не считать свисавшего из нее листа тонкого картона, которым, по всей видимости, раньше был закрыт задник.
Сидя на корточках, он поднял взгляд и заглянул в спальню. Теперь, когда глаза привыкли к полумраку, он мог без труда увидеть и оценить царивший в спальне разгром. Постельное белье с широкой двуспальной кровати валялось на полу возле распахнутого, выпотрошенного шкафа; тяжелый матрац свисал с кровати, как мертвое тело, сорванная штора криво висела на покосившемся карнизе, держась за него одним уголком. Флакончики с духами, гильзы с губной помадой, коробочки с пудрой, какие-то украшения — словом, все те безделицы, что стоят обычно на туалетном столике перед трюмо, — были сметены на пол и, как показалось Юрию, растоптаны каблуком. Протухшая вода из перевернутой вазы растеклась по паркету вонючей лужей, и посреди этой лужи чернели жалкие, усохшие останки того, что некогда было букетом роз. Юрий недовольно повел носом, дотянулся, опершись одной рукой о пол, и обмакнул в лужу палец. Да, это была вода; она еще не успела высохнуть, а это означало, что пролили ее совсем недавно — буквально несколько часов, а может быть, и минут назад.