Одиннадцатого февраля прилетел ангел примирения — с лавровым листом — Сисин не ждал и не думал — он несколько успокоился — накануне он принимал у себя на даче почетных гостей — Римму Меч и ее нового мужа Феликса — ехали в темноте — Римма боялась, что за ними будет хвост— что хвостнападет на них в темноте и зарежет — они приехали, забрались на второй этаж — на первом тогда еще жила ханжа-генеральша — я ей не подам руки — предупредила Римма — не мог найти себе чистуюдачу? — покачала она головой — сели ужинать — молодожены заговорили об андеграунде — о том, как его сплотить, организовать политически — о разброде — шатаниях — модном скотоложестве — у меня тоже есть свой козел! — Римма похлопала Феликса по колену — выпив, от нечего делать Римма стала изображать нелюбовь к непрестижному мужу — «козел» состоял при ней телохранителем — он оплачивался из особого фонда — Си-си, я прозрачно намекаю, что фонд заинтересовался твоими Детьми— распорядительница рассмеялась — вижу, у тебя потекли слюнки — Си-си — Би-би-си — Сисин закусил губу — на самом деле Римма платила мужу из своего кармана — ей удавалось жить переводами и тамиздатом — иди проверь сад — приказала Римма — нет ли засады — и тут же у нее родились стихи — я вышла в сад — ля-ля-ля-ля — ля-ля-ля-ля-засад — Феликс надел тулуп и, недовольный, хлопнув входной дверью, пропал в саду — я тебе газет привезла — вместе с газетами она привезла напечатанную в Лондоне тоненькую книжку своих стихов — на память — на счастье — спрячь подальше — на допросах все отрицай — Сисин взял книжку в руки — сама мысль о чтении вызывает у меня дикую тоску — признался он — я разучился старательно двигать глазами по черным буквам — однако срать не сяду без газетки — ну, значит, прочтешь в сортире! — нетерпеливо передернула плечами Римма — его что, волки съели? — Феликс немедленно возник — на нем не было лица — что? что случилось? — побледнели Сисин и Римма — в ответ Феликс показал им обезображенный, опухший большой палец — сволочь! дверь! прищемил! — оказалось, что он потерял сознание и пролежал все время на пороге — ты хуже, чем козел! — взвыла Римма — «мудак» для тебя — комплимент и праздник! — Сисин ушел к себе в комнату — пить не хотелось — наутро Феликс рано уехал на электричке — Сисин стоял в трусах и брился — нарочно в трусах — возникло некоторое напряжение — Сисин не понимал, что ему нужно — у нее грязные волосы — она лежала на кровати и обещала устроить Сисину авторский вечер в Доме железнодорожника — я завелась в больном месте культуры — потягивалась она — где хорошее не отличить от плохого и глупого — это недоразумение меня интригует — чистосердечно промолвил Сисин — я люблю всякие уродливые сооружения — вроде храма Христа Спасителя
илигостиницы «Украина» — Римма была уже сильно в образеи не желала из него выходить — у нее собирались опальные деятели всех мастей, от моралистов до педерастов — она плохо готовила — на Масленицу ели болотного цвета блины — пили невкусное — путая вина — запивали невкусным чаем — Сисин порой туда ходил — а куда еще ходить? — она занялась устройством его дел — на Масленицу даже рубашку ему расстегнула под утро — уже под столом — под строгим взглядом подающего скромные надежды Феликса — отдыхающего на диване — ничего не вышло — Феликс угрожающе заворочался — она неспешно выдернула пальцы из-под рубашки — как расстегнула, так он сам и застегнул — но, подумал он, один раз можно — в черном приталенном брючном костюме Римма Меч неожиданно заявилась с Феликсом — Сисин провел тоскливый вечер — перемывали всем кости — натужно хвалили эстетическую щепетильность Спиридонова — даже выпили за него — обсуждали идею журнала не журнала — альманаха не альманаха — цикла лекций — чего-то раннеперестроечного — потом ее выеб какой-то нобелевский лауреат — по физике — или астрономии — во всяком случае не Солженицын — она засветилась неожиданной удачей — она даже иначе стала разговаривать — лучше писать стихи — это окончательно помогло ей найти свой образ— Сисин был восхищен метаморфозой — он стоял в трусах и брился перед зеркалом — она не выползала из своей комнаты — дверь была открыта, они переговаривались — он видел ее молодую, некрасивую кожу на шее — Сисин нехотя разрывался от противоположных желаний — с одной стороны, он ценил ее наглые качества — бесившие нормальных людей — если все будут жить так (Ирма от нее приходила в истерическое состояние), мир свихнется — в Ирме кипел крестьянский антисумасшедший дух — здоровые мужики должны работать — матери должны воспитывать детей — Римма Меч своего ребенка не воспитывала — не видела месяцами — она гордилась этим — как извращением — для Ирмы это было запредельно — для Ирмы она не существовала — Ирма была в претензии к миру за беспорядок — особенно к русскому миру за его извечный бардак — к которому она не могла привыкнуть — несмотря на то, что из России никуда не выезжала — этот парадокс ей не давался — вообще Ирма была изнутри не просвеченная — у нее не было устройства видеть саму себя — и это очень утомляло — с другой стороны, у Риммы были грязные волосы и жирная кожа лица — к ней было довольно противно притронуться — но она оказалась утром одна — Сисин колебался — играясь безопасной бритвой — в то время на дворе стояло удивительное утро и было около половины двенадцатого — синее небо — и окрепшее после декабрьской болезни солнце — лупившее в окна — красно-желтые листья декоративных цветов, которые поливал Сисин — если не забывал — светились — и очень хотелось на лыжах — бодрость и кратковременный подъем сил — и даже было чуть-чуть скучновато ложиться с надуманными объятьями в постель — дом сотрясся от судороги сантехники — ханжа спустила воду в туалете — солнце светило Сисину в голую спину — он почесал в раздумье одну ногу о другую — ну что, как его палец? — стыдно сказать, на что он стал похож — совсем по-простому сказала Римма — вода закипала в дачном чайнике — раздался звонок — рядом с бритвой — на столе — Сисин сказал вежливое «алле» — несколько восходящее к французскому образцу — что вообще Маней не поощрялось — в отличие от Риммы, Манька не была пробивной, не гибла от творческого экстаза — порой сисинское «алле» раздражало самого Сисина — как-то Сисин сказал Маньке, что для нее опасность — талантливая баба — такие ему что-то не попадались — а если попадались, оказывались уродками — они любили свой талант больше самого Сисина — попалась Ирма с бытовой системой координат — нерушимой, как гимн и скала — раздался звонок — ничего не подозревающий Сисин взял трубку — это Евгений Романович? — раздался чистый, родной голос — Евгений Романович захлебнулся от невероятного счастья — да — счастливо вымолвил он — а это не? — она-она — заверил его любимый голос — и вы знаете — без тени жеманства сказала она — я звоню вам сказать, что мне очень стыдно и я прошу прощения — если можно — Сисин даже растерялся от счастья — откуда вы звоните? — спросил он глупо, и с этого момента они порой говорили друг с другом на «вы» — из дома — вы посмотрите в окно — сказал Сисин — что делается — чайник на кухне кипел и плевался — Сисин дотянулся, выключил газ — на вокзале возле билетных касс — нет, возле расписания пригородных поездов — Сисин не хотел на машине — из которой он ее выпихивал — вдруг выпихивание показалось ему странной ерундой — Сисин натянул штаны и оглянулся — Риммы Меч больше не существовало.