Каталог — вот кто расскажет ему о собственной литературной судьбе, буде она состоялась!
Надо ли говорить о том содрогавшем душу волненье, с которым Стас Гагарин выдвигал каталожный ящик, в нем могли храниться карточки, где значились бы написанные им сочинения, изданные, разумеется, в тех или иных местах. Но могло и не быть ничего…
Даже описывать сие состояние нашего героя затруднительно весьма, а ежели учесть, что записывает тот, кто непостижимым образом сам стоял у приземистого шкафа с мелкими, на размер карточки отделениями… Можете себе представить?!
Надо отдать должное экспериментатору, вознамерившемуся разом узнать результаты четвертьвековой жизни: внешне он оставался невозмутимым, хотя дрожь в пальцах унять не удалось.
«Да жив ли я еще? — крамольно усмехнулся Стас Гагарин, прикоснувшись к плотно прилегавшим друг к другу карточкам, на которых записывались авторы и их опусы, его удачливые коллеги, буква в фамилии которых совпадала. — Может быть, давно уже того…»
Он понимал, что в ящике не будет информации об этом того, но изнутри вдруг обвеяло душу ледяным дыханием небытия.
Стопка тонких карточек распалась под его пальцами, и скиталец во времени прочитал: Станислав Гагарин. Три лица Януса. Роман-газета. 1984 год.
«Что!? — едва удержался от крика молодой сочинитель. — Мой Янус в «Роман-газете»?! Но это же такая честь… Там печатают классиков современной литературы!»
Лихорадочно перебирая карточки, Стас Гагарин нашел собственное имя десятки раз запечатленным в каталоге, о подобном молодой сочинитель, не имевший пока ни одной книжки, не опубликовавший ни единого рассказа, не считая злополучного «Последнего крика» в «Магаданской правде», за что зачислили когда-то в формалисты, о таком количестве изданий, тридцатитрехлетний страдалец, гонимый властями в бывшем Кенигсберге, и мечтать не смел.
Он принялся было считать количество выпущенных им в Москве и Свердловске, Челябинске и Махачкале, Мурманске и Владикавказе, снова в Москве книг, дошел до двадцати с лишним, сбился, стал снова считать, но от волнения не сумел сосредоточиться и оставил сие занятие.
Ясно было одно: писатель из него получился.
Стас Гагарин облегченно вздохнул, вернулся к карточкам и установил, что последний его роман «Вторжение» в двух томах — ого! — хмыкнул польщенный сочинитель — вышел в свет в марте нынешнего года.
Но самое интересное было в том, что издательство, выпустившее роман, обозначалось как Товарищество Станислава Гагарина.
— Ну ты даешь, приятель! — пробормотал путешественник во времени. — Подобного я уж точно не ожидал…
Внезапная слабость — сказалось психическое напряжение — охватила его, он едва задвинул ящик с ошеломляющим открытием обратно и на ватных, подгибающихся ногах вернулся на место.
Там он просидел минут пятнадцать, собираясь с мыслями, они будто неразумные овцы баранами разбрелись по крутым склонам вздыбленного сознания, потом решительно поднялся, сдал так и не прочитанные сегодня газеты и вышел на Калининский проспект, который назывался нынче Новым Арбатом.
Стас Гагарин не определил для себя прагматической цели, но внутренний голос шепнул ему надо пойти в Центральный дом литераторов.
Членом Союза писателей он пока не был и знал, что с его журналистской ксивой в сие заведение, строгое по части прохода, по крайней мере, в шестьдесят восьмом году, начинающего сочинителя могут и не пустить.
«Скажу, что иду к писателю Гагарину, — усмехнулся заметно повеселевший и приободрившийся Стас. — Наверняка его уже знают… Вон сколько книжек налудил!»
С Нового Арбата он свернул направо, миновал Суворовский бульвар и через Никитские ворота вышел на улицу Герцена, в прошлом Большую Никитскую.
Вопреки ожиданиям никаких документов у него не спросили, а когда наш скиталец всё-таки проговорил, запинаясь, к кому идет, сидевшая у входа вальяжная тетка с готовностью закивала головой.
— Да-да, — сказала она, — товарищ Гагарин предупреждал… Ждет в нижнем буфете.
Вполне понятная слабость вновь охватила Стаса, пришлось даже остановиться у плаката, извещавшего о чем-то, сделать вид, будто читает написанное.
Затем спросил, поднявшись на несколько ступенек, как пройти в нижний буфет, хотя и стоял у дверей, за которыми шла лестница вниз. Прежде он бывал в ЦДЛ с Вучетичем, но обретались они только в кафе, стены которого изукрашены были шаржами и афоризмами мнимых классиков.