В 1989 году, создав первое «Отечество» при Военном издательстве и готовясь сделать ставку на издание русской крутой сюжетной литературы, стремясь ввести в духовный обиход соотечественников сильного героя, рыцаря без страха и упрека, защитника униженных и оскорбленных, я формулировал собственные мысли именно так, как спустя четыре года прочитал у Ивана Лукьяновича.
Но вот Иван Солоневич обращает горький упрек русской литературе, гигантскому кривому зеркалу российской действительности:
«Немец Оскар Шпенглер, автор знаменитой «Гибели Европы», писал:
«Примитивный московский царизм — единственная форма правления, еще и сейчас естественная для русского… Нация, назначение которой — еще в течение ряда поколений жить вне истории… В царской России не было буржуазии, не было государства вообще… Вовсе не было городов. Москва не имела собственной души».
Оскар Шпенглер не принадлежит к числу самых глупых властителей дум Германии — есть значительно глупее. И эту цитату нельзя целиком взваливать на плечи пророка гибели Европы: он все это списал из русской литературы. У нас прошел как-то мало замеченным тот факт, что вся немецкая концепция завоевания востока была целиком списана из произведений русских властителей дум. Основные мысли партайгеноссе Альфреда Розенберга почти буквально списаны с партийного товарища Максима Горького. Достоевский был обсосан Западом до косточки.
Золотые россыпи толстовского непротивленчества были разработаны до последней песчинки. А потом — получилась форменная ерунда. «Унылые тараканьи странствования, которые мы называем русской историей» — формулировка М. Горького! — каким-то непонятным образом пока что кончились в Берлине и на Эльбе. «Любовь к страданию», открытая в русской душе Достоевским, как-то не смогла ужиться с режимом оккупационных Шпенглеров, непротивленцы Каратаевы взялись за дубье и добряки Обломовы прошли тысячи две верст на восток и потом почти три тысячи верст на запад. И «нация, назначение которой еще в течение ряда поколений жить вне истории» сейчас делает даже и немецкую историю. Делает очень плохо, но все-таки делает».
Эти строки написаны Иваном Лукьяновичем в первые послевоенные годы, философ умер в 1953 году. Никогда не был он поклонником сталинского режима, скорее круто наоборот. Но сегодня аргентинский изгнанник был бы с теми, кто терпеливо и настойчиво объясняет очумелой России в чём ее величие и исторические предназначения, увы…
«Наша великая русская литература — за немногими исключениями — спровоцировала нас на революцию, — написал Иван Солоневич. — Она же спровоцировала немцев на завоевание. В самом деле: почему же нет? «Тараканьи странствования», «бродячая монгольская кровь» — тоже горьковская формулировка! — любовь к страданию, отсутствие государственной идеи, Обломовы и Каратаевы… Пустое место! Природа же, как известно, не терпит пустоты. Немцы и попёрли на пустое место, указанное им русской общественной мыслью. Как и русские — в революционный рай, им тою же мыслью предуказанный.
Я думаю, — точнее, я надеюсь, — что мы, русские, от философии излечились навсегда. Немцы, я боюсь, не смогут излечиться никогда. О собственных безнадежных спорах с немецкой профессурой в Берлине 1938—39 года я рассказываю в другом месте. Здесь же я хочу установить только один факт: немцы знали русскую литературу и немцы сделали из нее правильные выводы. Логически и политически неизбежные выводы».
Немцы жестоко просчитались, хотя — я, Станислав Гагарин, лично убежден в этом — имперские амбиции сохранились в их сознании в полном объеме. Чем иным можно объяснить беспардонное вмешательство ФРГ во внутренние дела жестоко преданной нынешним российским руководством Югославии?
До нас тоже дойдет очередь, едва уляжется в Германии шок от поглощения ею восточных земель, и последний русский солдат покинет Федеративную республику.
Со всей очевидностью можно полагать: если не изменится маразматическая — сие мягко сказано! — внешняя политика России, калининградцам надо будет упаковывать чемоданы…
«Если с давних пор привыкли верить мы, что нам без немцев нет спасения, — продолжает Солоневич, — если кроме лишних и босых людей, на востоке нет действительно ничего — то нужно же, наконец, этот восток как-то привести в порядок. Почти по Петру: «добрый анштальт завести». Анштальт кончился плохо. И — самое удивительное — не в нервы» ведь раз!