Поручик Джелал-хан принадлежал к разряду прихлебателей и льстецов, и мысль о том, что в будущем он сможет пользоваться милостями и угощениями Ф... эс-сальтанэ, была ему желанна. Он мечтал поесть дынь, которые привозились из деревни к Ф... эс-сальтанэ. Он сказал:
— Хезрет-э-валя все это мне уже сказали. Ваш покорный слуга еще до встречи с вами дал слово... Все будет сделано. Но теперь я еще больше уверился, что надо это сделать. Я сейчас же назначу двух жандармов следить за каждым его шагом. Сегодня вечером мы его и возьмем.
— Ваши арестованные в Тегеране? — спросил Ф... эс-сальтанэ.
Они уже тронулись. А я попросил разрешения остаться на день по семейным делам. Со мной четыре жандарма. Мы поедем догонять арестованных в карете.
И он принялся объяснять Ф... эс-сальтанэ, каким способом он думает присоединить Фероха к арестованным.
Ф... эс-сальтанэ был в восторге. Он улыбался. Чтоб угостить поручика, он приказал принести из кладовой дыни и арбузы.
Принесли дыни и арбузы. Все ели и хвалили.
— Откуда эта роскошь? — спросил Али-Реза-хан.
— Из моего имения под Тегераном, — сказал Ф... эс-саль-танэ.
— Я раньше многого не любил, — начал Али-Реза-хан, — а теперь начинаю любить. Вот, например, дыни. Несколько лет назад, когда это имение принадлежало какому-то купцу, мне случалось есть тамошние дыни. Клянусь вашей головой, они совсем не были такими вкусными, как сейчас. Должно быть, с тех пор, как над имением красуется ваше имя, там все переменилось.
Под действием комплимента чревоугодника-следователя господин Ф... эс-сальтанэ выпрямился и как будто стал выше ростом: он начинал считать себя одним из величайших и почтеннейших людей в мире.
Глава тридцать девятая
КАК ФЕРОХ УБЕДИЛСЯ, ЧТО ХЕЗРЕТ-Э-АГА ПРАВ, НАЗЫВАЯ ПОЛИЦЕЙСКИХ И ЖАНДАРМОВ НЕЧЕСТИВЦАМИ
Около четырех часов утра. Еще не рассветало. На земляном полу маленького деревенского дома, который можно принять за придорожную кавеханэ, спит вповалку кучка людей.
Вместо подушки — камень, вместо матраца — местечко на земле, что поглаже и почище.
Двое жандармов с винтовками на плече расхаживают взад и вперед возле этих несчастных, чтобы никто не убежал.
Это — арестованные, идущие в Келат.
В доме темно. Один из жандармов, совершенно не думая о том, что он спугнет сон несчастных, громко крикнул товарищу: — Эй, семьдесят четвертый! Наиба-то все нет! А ведь к этому времени обязательно должен был приехать.
— Ничего, явится, — ответил другой также громко. — Еще не поздно. Пока не явится, мы отсюда не двинемся.
Кое-кто из арестованных проснулся от шума, другие потягивались на земле.
Становилось холоднее. Повеяло утренним ветром. Не покрытые ничем, лежали бедняги арестанты в этом холодном помещении, несшем им всякие болезни.
Почему? Так хотел закон, назначивший им все эти кары, потому, что они не родились шахзадэ и не имеют капитала и потому что они пошли против интересов богачей.
Уже совсем рассвело, когда вдали на дороге послышался стук колес. А через полчаса карета, сопровождаемая четырьмя конными жандармами, один из которых вел на поводу запасную лошадь, остановилась у кавеханэ.
Арестанты уже проснулись, за исключением одного-двух.
Дверца кареты открылась, и из нее вышел молодой офицер. Жандармы, дежурившие возле арестованных, прикладами подняли их с земли. Арестанты быстро выстроились для приветствия.
Офицер подошел к жандармам.
— А я решил вас позабавить. Чтобы вам в дороге не было скучно, я привез вам забавного юродивого, который говорит всякие смешные вещи. Все-таки вам развлечение будет.
При этих словах он махнул жандармам, окружавшим карету. Один из них открыл дверцу, и арестанты, ожидавшие увидеть сумасшедшего, увидели красивого юношу с приятным, грустным лицом, которого жандармы вели по направлению к ним.
Юноша был бледен — ни кровинки в лице. Глаза его остановились как в столбняке. На нем была такая же, как на остальных арестантах, одежда, сшитая из кусков разноцветной дерюги. Он что-то говорил. Он был точно в забытьи и, по-видимому, был действительно близок к сумасшествию.