Тогда молодой человек бросился во двор, снова взбежал по лестнице и принялся изо всех сил колотить в дверь.
Он кричал:
— Где мой сын, отдайте моего сына!
От волнения слабость вновь овладела им, у него закружилась голова, и он упал.
Обитательницы дома вновь поднялись. На этот раз из двери вышла старая седая женщина.
— Зажгите огонь, — приказала она другим.
Зажгли фонарь и вчетвером, с величайшим страхом, вылезли на галерею. Но едва только старуха разглядела лицо молодого офицера, с губ ее слетело какое-то имя.
— Недаром я его видела во сне, — сказала она. Приподняв с пола его голову, она положила ее себе на колени и велела одной из женщин принести холодной воды и глины.
Благодаря заботливости старухи, молодой человек скоро пришел в себя. Вглядевшись в ее лицо, он тоже узнал ее. Он печально сказал:
— Умерла!
Старушка, не в силах ответить, заплакала.
Молодой человек поднялся. Взяв его за руку, она повела его за собой и, пройдя немного, открыла какую-то дверь.
Молодой человек очутился в слабо освещенной комнате.
Здесь царила глубокая тишина. Слышалось только равное дыхание маленького спящего существа. Все эти крики и шум его не разбудили.
Молодой человек подошел к нему, наклонился, взял его маленькую руку, поцеловал. Мальчик пошевельнулся, открыл глаза. Казалось, он испугается. Но он улыбнулся.
Обращаясь к старушке, молодой человек сказал:
— Я его сейчас возьму с собой.
— Нет, нет, сейчас нельзя, — сказала старушка. — Куда вы пойдете ночью? Простудите его. И потом я тоже должна пойти, с вами. С тех пор, как его мать умерла, я всегда с ним. У меня уж теперь другого ничего нет... Оставайтесь лучше до утра, а там и пойдем вместе.
Молодой человек грустно покачал головой:
— Нет. Этот дом приносит мне несчастье. Лучше я пойду, а завтра дам вам знать, куда вам прийти. И, наклонившись к ребенку, он спросил:
— Ты пойдешь со мной?
Ребенок кивнул головой.
Старушка поняла, что решение молодого человека твердо. Однако она еще не отчаивалась и умоляла его не уносить ребенка.
Но он не согласился. Одев мальчика, он взял его на руки и вышел на галерею. Здесь, на полу, лежала его шинель, которую он сбросил, когда входил. Он подхватил ее, набросил себе на плечи, закутал ею ребенка и, быстро сбежав в сад, исчез в темноте за воротами.
Глава третья
ЛУЧ НАДЕЖДЫ
Понемногу светлело. Начавшийся ночью холодный ветер все еще дул. На окраинах и в окрестностях Тегерана стояла тишина, в центре же, на площадях Тупханэ и Мэшк, было очень шумно.
В это утро во всех кварталах Тегерана на каждый полицейский пост было командировано для дополнения к ажанам по одному казаку. Со страхом глядели на них жители, осторожно пробиравшиеся вдоль стен заборов и спешившие поскорее убраться подальше. Иногда там, где собиралась кучка людей, слышно было, как кто-нибудь говорил:
— Город взят казаками.
На центральных улицах была толпа. Люди, точно в праздник «Эйд-э-Курбан», стекались к центру. Впрочем, в праздник все-таки можно всегда увидеть людей, идущих и в противоположном направлении. Теперь этого не было. Из всех ворот площади Тупханэ вливалась на площадь людская река.
По террасе дома назмие, того самого назмие, в котором недавно избили Джавада, превратив его в инвалида, назмие, внушавшего ужас всей любящей родину и свободу молодежи, расхаживали взад и вперед несколько казаков, несших караул.
Лавки были заперты. На широком пространстве площади, перемешавшись между собой, стояли плечом к плечу ашрафы с кровельщиками и малярами, купцы с носильщиками. Кто-то говорил: — Вчера арестовали шахзадэ 3...
Другой отзывался:
— А мимо нашего дома провезли господина Ф... эс-сальтанэ.
Вдруг со стороны Лалезара показалась карета с казаком вместо кучера на козлах, в которой сидел между двумя другими казаками какой-то толстобрюхий вельможа. Карета двигалась к площади Мэшк в Казакханэ.
Какой-то маленький белолицый человек, смотревший с видимым возмущением и раздражением на все происходившее, сказал:
— Ах, взяли господина X... эд-довлэ. Как бы отца не арестовали!
Со стороны Лалезара показалась вторая такая же карета. Юноша вдруг вскрикнул:
— Ай, да что же это? Папеньку повезли!
Так это повторялось через небольшие промежутки времени: одна за другой проезжали кареты и пролетки с толстобрюхими, белобородыми, в высоких шапках — в Казакханэ.
Толпа обнаруживала все признаки внутреннего удовлетворения. По тому, как она смеялась, видно было, что этих людей ей ничуть не жаль. Наоборот, их арест, заключение и, пожалуй, даже уничтожение составляли ее самую заветную мечту.