Юноша этот был Сиавуш-Мирза, сын шахзадэ К... Отец Сиавуш-Мирзы считается одним из самых богатых людей в Тегеране, в то время как у него почти ничего уже нет и все его имения заложены.
Стоявшего перед ним человека каждый сразу определил бы, как пишхедмета, — камердинера. Среднего роста, с маленькими, бегающими глазками, очень тонкими губами и острым орлиным носом, с лицом оливкового оттенка — он был олицетворением хитрости и лукавства. Звали его Мохаммед-Таги.
Оба они так были увлечены разговором, достигшим в эту минуту высшего интереса, — как говорится, «перья летели», — что, казалось, ничего вокруг не замечали.
Перед Сиавушем-Мирзой на подносе из «варшавского металла» стоял хрустальный графинчик, наполненный на две трети какой-то светлой жидкостью, и рюмочка, а рядом с ними чашка маста с накрошенными огурцами. Время от времени Сиавуш наливал и опрокидывал в себя рюмочку этой светлой эссенции, то есть, как, вероятно, догадывается читатель, виноградной водки — арака. Он был весел и улыбался. Глядя в лицо Мохаммед-Таги подвижными блестящими глазами, он говорил:
— Так, говоришь, есть хорошенькие?
— Да, барин, — отвечал Мохаммед-Таги, — как я вам уже докладывал, после того вечера, с месяц тому назад, когда ваша честь изволили туда пожаловать и выразили неудовольствие, хозяйка решила, чтобы заслужить одобрение у вас и у таких гостей, как вы, произвести там полную реформу, и вчеpa прислала мне сказать, чтобы я пришел посмотреть. Действительно, барин, не могу и доложить вам, до чего красивые девицы там у ней собраны. В особенности одна, — ну, прямо прелесть.
Сиавуш-Мирза улыбался. Расхваливания Мохаммед-Таги привели его в странное состояние.
Проглотив рюмочку, он вдруг сказал:
— Ну вот что, Мохаммед-Таги. Ты меня этими разговорами раздразнил, а когда же мы туда поедем?
Мохаммед-Таги, которому хотелось еще больше подогреть Сиавуша, сказал:
— Во всякое время, когда хезрет-э-валя будет угодно. Я готов служить.
Совершенно побагровев от охвативших его желаний, Сиавуш сказал:
— Ну и отлично, значит, сейчас и поедем.
А потом прибавил:
— Впрочем, я сначала хотел с тобой о другом поговорить... Так как тебе, Мохаммед-Таги, известны все мои секреты, то... Знаешь, что отец насчет меня задумал? Вчера вызывает меня к себе...
«Время уж, — говорит, — выбрать для тебя подругу жизни и жену...» Как я ни отказывался, сколько ни говорил, что пока еще не хочу, не могу жениться, он ответил, что все это чепуха. Я, говорит, уж нашел для тебя одну особу, красивую, изящную, богатую. Если возьмешь ее, разбогатеешь. А следовательно, и дела отца придут в порядок, а то они в последнее время пошатнулись. Ну, я тоже говорю себе, раз дело так обстоит, тогда отчего же? Возьму девушку и, как говорится, одной стрелой в три цели попаду: во-первых, свою страсть с этой красавицей успокою, во-вторых, с ее состоянием досыта нагуляюсь с другими красавицами, и, в-третьих, помогу отцу, который совсем разорен. Ну, вот я и согласился. А ты как думаешь? Плохо я сделал?
Мохаммед-Таги почтительно ответил:
— Прекрасно сделали, барин. Жениться таким образом, как вы решили, не плохо. А не узнали вы, что это за девушка? И какое у нее состояние?
Задавая этот вопрос, Мохаммед-Таги думал о своем. Он был из числа тех слуг, которые умеют извлекать пользу из своих господ, занимаясь разными побочными делами, больше по части сводничества. С тех пор, как Мохаммед-Таги поступил в дом принца К., он извлекал выгоду из Сиавуша-Мирзы, которого таскал по публичным домам; там, получая от него крупные суммы, он давал малую толику хозяйке, а остальное клал себе в карман. Одним словом, как теперь говорят, он умел «обставить» молодого барина. Слуга думал теперь о том, сколько и как можно будет получить от молодого барина или от других господ в связи с этим браком.
Попыхивая папиросой с золотым мундштуком и выпуская густые клубы дыма, Сиавуш продолжал:
— Отец об этом ничего не сказал, как я ни настаивал. Ну, да через несколько дней, конечно, все скажет.
Не думайте, что так рассуждает только Сиавуш-Мирза. Так женится, пожалуй, большинство персидских молодых людей. Они не могут видеть женщину, которая волею судьбы становится женой. Они часто не знают даже, как выглядит та, что будет разделять с ними ложе в течение долгих лет, румяна ли она или бледна, худа или полна, высока или низка ростом. Окружающие же, рассчитывая получить какую-нибудь выгоду, или просто наесться до отвала на угощении у жениха, или покушать сластей на свадьбе, рассказывают о ней жениху то, что соответствует его вкусам. Выпив подряд несколько рюмок, Сиавуш вскочил: