И тотчас же, позвал горничную и сказал ей:
— Я и ханум должны сейчас уехать. До рассвета мы вернемся. А ты здесь скажешь всем, что жених с невестой заснули, и, если кто-нибудь захочет подойти к нашей комнате, не пускай, скажи — ага этого не любит.
Он дал ей золотую монету. Потом повернулся ко мне и сказал:
— Наденьте чадру.
Было пять часов после заката солнца. На дворе шел сильный снег.
Жених взял меня за руку и через дверь, противоположную той, в которую мы вошли, вывел меня в оранжерею, где были апельсиновые деревья, а оттуда мы вступили в длинный коридор. В конце коридора была небольшая дверь, выходящая на улицу. Здесь он велел мне немного подождать, а сам быстро позвал большую карету, стоявшую у главных ворот особняка, посадил меня в нее и крикнул кучеру: — Пошел... В парк! — А сам сел на дрожки, стоявшие на другой стороне улицы и поехал вслед за нами.
Глава десятая
КАРЬЕРА АЛИ-ЭШРЕФ-ХАНА
Парк этот расположен в западной части Тегерана, близ Хиабана Баге-Шах. Было темно и холодно. Но в мыслях моих было такое смятение, что я не очень чувствовала, холодно или нет... Я спрашивала себя: «Почему в свадебную ночь, вместо того, чтоб отдохнуть, я должна ездить по всяким местам?»
Иногда мне казалось, что меня хотят завезти куда-нибудь, за город и там забрать драгоценности, которые были у меня на пальцах и на шее. Но до моих ушей долетал шум пролетки мужа и я успокаивалась.
Карета ехала с четверть часа и остановилась возле железной решетки парка. Там, видимо, были уже предупреждены о приезде кареты, потому что обе половины ворот тотчас же распахнулись, карета, а за нею пролетка въехали в парк, быстро промчались по аллеям и очутились перед широкой лестницей по-европейски построенного дворца.
Я не знала, нужно ли мне выйти. Соскочив с дрожек, муж открыл дверцу кареты:
— Пожалуйте, ханум.
Опираясь на руку мужа, я взошла на лестницу.
Лестница эта вся из мрамора, над нею арка, под которой на цепях висела китайская ваза. Двери дворца были сплошь стеклянные. На террасу выходили окна из цельного стекла, сквозь которые я увидела, что в зале дворца сверкает огромная люстра.
Муж ввел меня в зал. Там у горевшего камина прохаживался тот самый человек в коричневом аба, что вечером соединил наши руки. Он был без шапки. Услышав шум наших шагов, он обернулся.
— А, Али-Эшреф-хан, приехали! А у меня уж лопалось терпение!
Мой муж поклонился и сказал:
— Хотя мы немножко и задержались, хезрет-э-валя, конечно, изволит простить. Ваш покорный слуга не виноват... нужно было сначала, согласно желанию хезрет-э-валя, подготовить почву...
Тогда молодой человек подошел сначала ко мне, взял мою руку и поцеловал, а потом потрепал мужа по плечу и сказал: — Ну, отлично, отлично. Теперь ступайте, оставьте нас одних, иншаала, получите хорошую награду.
Мой муж поклонился, грустно взглянул на меня и вышел из зала. Я осталась одна с этим низеньким молодым человеком.
Он взял меня под руку.
— Ханум... дорогая, — сказал он, — пожалуйте!
Он предложил мне пройтись с ним по залам дворца. И показал мне целый ряд комнат, где были прекрасные картины, художественные занавеси, шелковые коврики кашанской работы, превосходившие по мягкости и нежности все, что только можно себе представить, и отличные кашкайские ковры.
Потом он сказал, что было бы хорошо, если бы я сняла чадру. И я вынуждена была снять чадру. Тогда он ввел меня в маленькую комнату, выходившую окнами на большой пруд парка.
Здесь на столе стояли бутылки с напитками всевозможных цветов. Мы уселись за стол друг против друга.
Откупорив одну из бутылок, молодой человек сказал:
— Ханум, это самое лучшее шампанское, какое только можно достать в Тегеране. — И протянул мне бокал.
После минутного колебания, — так как до того я никогда не пила спиртного, — я выпила бокал залпом.
Через несколько минут две горничных принесли аппетитный ужин: тут были цыплята, рыба, индейка и другие европейские кушанья.
Вино начало на меня действовать: я беспрерывно смеялась. А он, пользуясь моим опьянением, беспрерывно меня целовал.
За ужином он дал мне выпить еще два бакала.
А через полчаса мы спали на бронзовой кровати в объятиях друг друга...
Когда я проснулась, часы били пять после полуночи. Вчерашнего молодого человека рядом со мной не было. У изголовья кровати стоял мой муж и говорил:
— Ханум, вставайте, пойдем, время идет.
В том состоянии слабости, в котором я находилась, мне совсем не хотелось покидать постель. Но что было делать? Надо было вставать. И я вскочила с кровати.