Она понимала, что слушаться отца и мать и относиться к ним с уважением — долг дочери. Но она знала, что и это повиновение должно иметь границы. И она считала, что ставить решение своей судьбы в зависимость от воли отца и матери нельзя, в особенности в таком случае, когда отец хочет воспользоваться дочерью, как ступенькой для своего возвышения.
Мэин знала, что жить с будущим мужем придется ей, что ей, и никому другому, придется считаться с плохим или хорошим характером мужа. Она знала, что если муж ее окажется истинным персом, считающим, что жену нужно «по закону и по обычаю бить», то он ее будет бить, что ей придется мириться с тем, что он будет курить терьяк или пить и заниматься развратом, и в то же время, для соблюдения семейной чести, скрепя сердце, рассказывать повсюду, что ее муж — человек, украшенный всякими добродетелями и не имеющий никаких недостатков.
Причем же здесь выбор и воля отца? И каким образом может девушка, ради повиновения отцу, очертя голову броситься в омут только потому, что жених сумел вовремя подделаться к отцу удачной лестью?
Мэин знала и то, что ее мать, — хотя она ее беззаветно любила, — наивна и не имеет никакого понятия об общественных отношениях, что мать ее только слепое орудие в руках отца, что у матери нет своего мнения и своих мыслей, что разум ее в плену.
Мэин понимала, что ей нечего сказать матери. Можно было только плакать да повторять: «Если вы отдадите меня ему, я буду несчастна».
Но отец был не таков. Отец был умен, отец все понимал. Отец знал, что дочь говорит правду. Но честолюбие, алчность, надежды, выгоды депутатства — все это мешало ему думать о счастье дочери и не только мешало: он сам старался сделать ее несчастной.
Таковы были мысли Мэин в эту ночь. И много еще времени прошло, пока, наконец, сон взял верх над мыслью.
Когда она проснулась утром, солнце сквозь переплет окна бросало лучи к ней на постель. Мэин вскочила. Она быстро умылась и оделась, и не успела позавтракать, как пришла Фирузэ.
— Ханум, мамочка велели вам пожаловать к ним в комнату.
«Что такое? — подумала Мэин. — Обычно она сама каждое утро ходила здороваться с матерью и отцом. А тут вдруг за ней прислали».
Удивление ее еще возросло, когда оказалось, что отца в комнате матери нет.
— А почему папы нет? — спросила Мэин.
Мать быстро ответила:
— Да ничего особенного, просто дела у него, ну вот он и велел заложить карету и уехал... кое-кого повидать. Ну, садись.
Мэин опустилась на подушки дивана возле матери.
И Мелек-Тадж-ханум, посмеиваясь, заговорила:
— Послушай, Мэин-джан, что у вас вчера такое вышло с отцом? Разве можно дочери быть настолько дерзкой, чтобы таким образом набрасываться на отца? Да еще на отца, который окружает тебя таким благополучием, у которого тебе живется, как никому из твоих подруг, который только и думает о том, чтобы у тебя все было лучше, чем у других...
Мэин хорошо изучила свою мать. И она почувствовала, что всем этим словам выучил ее вчера ночью отец.
Мэин пожала плечами.
— Что же мне вам сказать?..
Тогда Мелек-Тадж-ханум, придавая лицу шутливое выражение, сказала:
— Так как же, доченька, хорошо это, по-твоему, что когда такой отец, желая дочери добра, находит ей хорошего жениха, она вдруг на него фыркает да над женихом смеется и прямо объявляет, что за него, мол, не пойду, а вот мой жених такой-то и такой-то, хорошо? Прилично это девушке? Как ты думаешь?
Мэин молчала.
— Ну, что же, доченька? — продолжала Мелек-Тадж-ханум. — Что же ты скажешь? Ты думаешь, что отец с матерью толкнут тебя в пропасть, сделают тебя несчастной? Если ты это воображаешь, так все это чепуха и глупости. Мы не хотим ничего другого, кроме твоего блага. И если отец не отдает тебя за Фероха, так это только потому, что он считает его недостойным тебя. Ферох, хоть он тебе и двоюродный брат, а я скажу прямо, вовсе уж он не такой безупречный и честный молодой человек, напротив, он довольно испорченный. Недаром про него говорят, что он кутит и всякие вещи себе позволяет и вообще распущен. До этих пор он сто раз мог найти себе службу, а он все в безработных околачивается да материнские денежки проживает.
Мэин почувствовала, что мать закусывает удила и что несчастный Ферох, не имевший службы потому, что у него был только диплом, но не было хорошей протекции, окажется сейчас, чего доброго, никуда не годным ничтожеством или за свои жалкие «траты», являющиеся грошами в сравнении с мотовством разных бездельников, попадет в расточители и что ей этого не вытерпеть, и сердито остановила мать.