Выбрать главу

Две слезы скатились по щекам Эфет.

— Что мне сказать вам? Как отплатить вам за все, за все?

Ферох наклонился и поцеловал Эфет в лоб.

Он сказал:

— Вы — моя сестра. Сердце мое потрясено тем, что вы пережили и, если бы даже мне пришлось отдать свою жизнь, я за вас отомщу.

Лицо Фероха было бледно, а глаза его горели твердой решимостью.

Посоветовав Эфет хоть немного заснуть, Ферох пошел к себе и написал Мэин следующее письмо.

«Любимая моя! Я получил твое письмо. Я вчера еще понял, что твой отец — разреши мне назвать его перед тобой отцом жестоким и неумным — научил твою мать, — которую я, с твоего позволения, назвал бы наивной и невежественной, — как разлучить нас с тобой, а это то же самое, что разлучить душу с телом. Еще вчера, когда я держал твою руку в своей, и полное страсти сердце мое сливалось в одно с твоим любящим сердцем, я понял, что отец твой, которому нужно только добиться депутатства, так или иначе отдаст тебя человеку, которого он имеет в виду. Но если бы ты захотела отвергнуть этот брак и предпочла бы преданность Фероха, который будет твоим рабом, рабству у всякого «ага», повелителя, который, держа тебя взаперти, будет кутить с другими на твои деньги, если ты понимаешь, что скрыто в моем сердце, наконец, если ты веришь в истинную любовь, — ты найдешь в себе решимость во время этой поездки покинуть мать и соединиться со мной, и я благословлю шаги твои и прижму тебя к своему сердцу.

Знаешь, как это сделать? Когда вы приедете в Кушке-Насрет, раис чапарханэ, который предварительно получит все нужные указания, задержит вас под предлогом отсутствия лошадей до моего приезда, то есть до следующего вечера. Когда я приеду, он даст вам лошадей. И вот здесь ты должна будешь проявить некоторую храбрость. Если ты действительно согласна иметь меня своим рабом и принимаешь мою любовь, ты перейдешь в мою карету и вернешься со мной в Тегеран.

Ты должна знать также, что вместо тебя в карету к матери сядет другая женщина: это нужно для того, чтобы мать не так скоро узнала о твоем исчезновении.

Мэин! Отец твой не понимает, что такое любовь. Он не согласится отдать мне твою руку и открыть нам светлое и счастливое будущее. Отец твой думает лишь о деньгах и о карьере, и он, конечно, предпочтет мне другого зятя — скверного невежду без образования и без чести, но зато с деньгами. А мать, Мэин, — мать неразумна, ты не можешь опереться на нее, и против отца она ничего не сможет сделать. Мэин, надейся на свой разум! Момент критический, Мэин, — решайся!

Любящий, обожающий тебя Ферох Дэгиг».

Ферох запечатал пакет.

Ударила полуденная пушка. Он попросил подать себе обед и, немного спустя, потянувшись в кресле, отдался своим думам.

Было о чем подумать: он готовился помериться силами с людьми, которые не признают другой силы, кроме денег. Было о чем подумать: ведь с тех пор, как стоит мир, деньги всегда побеждали.

Но Ферох был молод, Ферох любил и готов был погибнуть ради соединения с любимой.

Он говорил себе:

— Ничего, мне помогает сама судьба: послала же она Ахмед-Али-Хана? Судьба сама указала мне этот путь...

Бедняга не знал, что судьба в большинстве случаев сначала поманит любящих надеждой, а потом вдруг бросит их в такую безнадежность, что жизнь делается для них невыносимо горькой, и они с восторгом ищут смерти.

Глава двадцатая

НА ПУТИ К ВОЗМЕЗДИЮ

Было около двух часов. У ворот дома Фероха остановилась карета, запряженная парой сильных лошадей, а за ней подъехала коляска. Отсутствие номера говорило, что это коляска «господская».

Из дверцы кареты, открытой пишхедметом, которого мы уже видели в доме Р... эд-довлэ, с трудом вылез старик, опиравшийся на деревянные костыли, и с помощью поддерживающего его пишхедмета направился к воротам, а из коляски вышла невысокая женщина, лета которой сказывались, несмотря на закрывавшую ее чадру.

Постучали. Открыл старенький слуга Фероха, и тотчас же прибежал сам Ферох и, подхватив старика под локоть сильной рукой, повел его в дом.

Эфет ждала. Бедняжка вся трепетала от нетерпения увидеть отца и мать, крикнуть им: «Зачем вы меня отдали такому человеку?» и — бежать домой, домой!

Ей все еще не верилось, что она спасена, что страшный дом остался позади, что никто больше не будет говорить ей гнусных слов. Только милый, родной кров, только та среда, в которой протекли ее первые дни и годы и с которой было связано столько сладких воспоминаний, могли окончательно успокоить душу и убедить ее, что ей не придется больше переживать никаких кошмаров.