Ферох опять задумался. Так как ему, во всяком случае, нужен был помощник, то, надев сэрдари и слегка растрепав себе волосы, он вышел и направился в Чалэ-Мейдан. Там, как мы знаем, он вызвал из кавеханэ Джавада и условился с ним обо всем.
Вернувшись домой около восьми часов вечера, Ферох удивился: у него сидел Ахмед-Али-хан. Ферох начал было уже беспокоиться, не произошло ли какой-нибудь неудачи, но Ахмед-Али объяснил, что пришел условиться о выполнении плана. Было решено, что Ахмед-Али-хан даст свой приказ о задержании кареты Мелек-Тадж-ханум сурчи этой же кареты. Тот отвезет его на станцию Кяхризэк, откуда следующий сурчи доставит его в Хасан-Абад, и так он доедет до Кушке-Насрет. Самому Фероху тоже будет дано письмо и, кроме того, еще одно письмо к раису чапарханэ в Куме дано будет той женщине, которая должна будет приехать в Кум вместо Мэин, на случай, если ей придется «познакомиться» с жандармами. Ферох все это одобрил, и Ахмед-Али-хан ушел.
Утром Ферох проснулся в пять часов. Его уже ждала Шекуфэ. Скоро она побежала с письмом к Мэин, а через час принесла Фероху ответ: «Я сделаю так, как хочет Ферох».
Ферох подарил Шекуфэ золотую монетку и отпустил ее. Через четверть часа о согласии Мэин знал Ахмед-Али-хан. Он тотчас же занялся писанием необходимых писем. А сам Ферох летел уже в Чалэ-Мейдан.
В условленный момент и на условленном месте он увидел Джавада. Он невольно поздравил его с такой точностью.
Редкая вещь в Персии точность! Пригласит, например, кто-нибудь своего приятеля утречком покушать с ним халиме-роуган. Сказано — сделано: выйдя из дому этак в полдень, этот желанный друг, которого тот ждет уже несколько часов, идет потихоньку, полегоньку, пока не доберется до указанного места, а придя, потребует халима.
Или скажет кто-нибудь своему другу: «В два часа я буду у тебя». Наступает два часа, а вслед незаметно наступает и три, потом — четыре, пять. Наконец в семь часов показывается этот самый друг, не зная, как и извиняться, и делая лицо мученика: «Ах, эти дела!»
А дел никаких нет и не было, а только была лень, и только из-за лени он подверг тебя такому беспокойству. Впрочем, когда речь идет о хорошем угощении, — о! — тогда нет! Человек встает тогда рано. Он приходит к нам ни свет ни заря, по дороге прихватив с собой еще несколько человек, и с бесстыдством говорит: «Эти господа давно уже жаждут с вами познакомиться и изъявить свою преданность. Сейчас мы по дороге встретились и так им захотелось как можно скорее удостоиться чести вас видеть, что они сочли этот момент самым удачным и пришли со мной».
И злополучный хозяин, на шею которого свалилось целое общество гостей, жаждущих не столько изъявить свою преданность, сколько поесть жирного плова, превращает свою скромную пирушку в целый пир.
Не будем, однако, удаляться от предмета. Джавад рассказал Фероху, как передал матери четыре трехтуманных ассигнации, как она обрадовалась, как в его семье воскресли вновь надежды на лучшее будущее и как вся семья собралась было провожать его до гариханэ, но это предложение он отклонил.
— Мы скоро вернемся, едем не больше, чем на два дня, — сказал Ферох.
Оставалось только найти женщину для отправки в Кум. И Ферох послал свою няньку за ее племянницей Хамидэ.
Хамидэ была женщина особенная. В девять лет ее выдали за восемнадцатилетнего сына какого-то столяра. А с той поры и до настоящего времени, когда ей минуло двадцать четыре-года, она еще семь раз выходила замуж.
Некоторое время она коротала свой век с ахондом, а потом долгое время была за беспробудным пьяницей. Затем, в течение нескольких месяцев, обращая ночи в дни, любила какого-то тегеранского лути, а дальше несколько дней была сигэ какого-то фоколи и угождала его европеизированному нраву. После этого, в течение порядочного срока слушала воркотню одного хаджи, а потом увлекла хаджизадэ. Но всего смешнее было то, что однажды ее взял к себе в качестве сигэ какой-то старый принц, и она долго забавлялась его седой бородой.
Какими знаниями, каким опытом должна была обладать эта женщина, умевшая приноравливаться к нравам восьми мужей!
Но Фероху и нужна была женщина, которая, как говорится, не посмотрела бы ни на что.
Через полчаса Хамидэ была перед ним. Ферох знал ее давно; еще в детстве, случалось, они играли вместе. Поэтому он прямо приступил к делу:
— Хамидэ, ты должна будешь помочь мне кое в чем и взять на себя одно дело. Прежде всего ты поедешь со мной в карете в Кум.
При слове «Кум» на лице Хамидэ изобразилась большая радость.