Выбрать главу

И никто не мешал им, никто не нарушал их сладкой близости. Мэин мечтала:

«Мать, конечно, сейчас же сообщит отцу и будет просить его согласия на нашу свадьбу. И отец согласится. Отец меня любит, ему тяжело. И мы — счастливы, о, какое блестящее будущее!»

От радости она захлопала в ладоши.

Ферох сказал:

— Сейчас мы поедем в Шимран. Заберемся там в деревенский домик, устроимся и будем себе жить да поживать. Оттуда ты, если хочешь, можешь еще отцу написать. Воздух там в это время дивный. Вот где мы подышим воздухом свободы! Вокруг нас будут деревенские люди, которые во всех отношениях лучше, сердечнее и честнее городских. А там, даст бог, скоро услышим и о согласии отца и вернемся вместе в город.

Так золотые мечты уносили двух несчастных влюбленных, не подозревавших о том, что их счастье будет разбито вдребезги.

Около пяти часов приехали в Хасан-Абад. В конце весны светает быстро. Всходило солнце. Мэин была бледна, а глаза ее от слез покраснели. Но останавливаться здесь было нельзя, и Ферох приказал наибу, с которым он виделся вчера, дать лошадей и отправить карету дальше.

Пока все шло благополучно. Ферох был уверен, что так же будет и дальше. И, действительно, через три часа они спокойно доехали до Кяхризэка, а к полудню очутились в Шах-Абдуль-Азиме — местечке, в десяти километрах к югу от Тегерана, соединенном с городом железной дорогой. Как только доехали до околицы поселка, Ферох остановил карету, и они сошли. Миновав боковую улицу, они вошли во двор гробницы шаха и, выйдя из главных ворот на большую улицу, направились к вокзалу железной дороги. Скоро должен был отправиться двенадцатичасовой поезд. Усевшись в поезд — Ферох с Джавадом в мужском вагоне, а плотно закутанная Мэин в женском, — они через четверть часа были в Тегеране. Публики почти не было, — каких-нибудь тридцать человек, которые быстро рассеялись по прилегающему к вокзалу кварталу Мохаммедиэ. Сойдя, Ферох тотчас же послал Джавада нанять двух извозчиков.

И скоро два экипажа — под номерами 120 и 301 — увозили Мэин и позади нее — Фероха с Джавадом. Ферох сказал извозчикам:

— Поезжайте в Эвин!

Глава двадцать третья

ЕДИНСТВЕННАЯ НОЧЬ

К северо-западу от Тегерана, в западной части Шимрана, за Таджришем и другими поселками в предгорьях Эльбурсского хребта расположилась маленькая деревенька.

Посреди нее, извиваясь между прячущимися в садах глиняными домиками, протекает небольшая речка.

Воздух здесь бесконечно чист и нежен, а густые заросли деревьев, покрывающие оба берега реки, придают всему этому местечку вид зеленеющей рощи и делают его невыразимо привлекательным.

Сюда-то и решил Ферох привезти Мэин. Во-первых, здесь редко бывают горожане, а во-вторых, здесь жил приятель, который в прошлом году гостил две недели в доме Фероха.

Сад, куда направлялся Ферох, был расположен на западном берегу реки. Внутри его стоял деревенской постройки домик из трех крошечных комнат, перед домом был огород, а самый сад, осененный нежной весенней листвой деревьев, ступенчатыми террасами спускался к реке; почва повсюду была покрыта зеленеющей травой.

Через два часа по выезде из города, дрожки, миновав Юсеф-Абад и Тэнк, подъехали к Эвину.

Дав извозчикам щедрый анам, Ферох отпустил их, строго наказав молчать в случае, если кто-нибудь будет расспрашивать о сегодняшних седоках. Извозчики поклялись, что не раскроют рта.

И Ферох с Мэин и Джавадом, несшим кое-какие вещи, направились в дальний конец деревни.

Постучались. Хозяин был, по счастью, дома. Кланяясь и любезно приветствуя Фероха, он пригласил их войти. Ферох с Мэин и Джавадом устроились в комнатке с двумя стеклянными дверьми, выходившими на реку. Комнатка эта была крошечная, площадью в два-три зара. Стены были чисто выбелены, а на тагче стояли две голубые лампы, над которыми висело маленькое зеркало. Пол был покрыт новеньким красным килимом. Джавад, сложив вещи в углу, тотчас же вышел.

Провожавший их хозяин стоял у двери боком в такой позе, чтобы было ясно, что он не смотрит на Мэин и видит только Фероха.

— Дядя Керим, — сказал ему Ферох, — я хочу здесь пожить некоторое время, но так, чтобы о моем пребывании никто не знал.

Дядя Керим сказал:

— Живите, пожалуйста, сколько вам поживется. Мы с женой готовы вам служить и все, что надо, для вас достанем и сделаем, а насчет того, что говорите — тоже будьте покойны, я уже сделаю так, что никто ничего знать не будет.

Ничего другого Ферох и не ожидал: он хорошо знал дядю Керима, и если спросил, то больше для того, чтобы узнать, не произошло ли какой-нибудь перемены.