Приятели всегда толпились вокруг него, развлекаясь за его счет до отказа.
И вот однажды случилась история. Али Эшреф-хан поступил наперекор воле некоторых особ, известных каждому исфаганцу и каждому бывавшему в Исфагане человеку, не принял рекомендательного письма одной из этих особ.
Вечером того же дня возле управления... собралась толпа подонков и скандалистов, а во главе их какой-то шейх. Обмотав вокруг шеи конец чалмы и размахивая привязанным к палке поясом, шейх кричал:
— О, эти тегеранцы! Где это видано, чтобы так мучить бедных жителей? Чуть не каждый день присылают к нам какого-нибудь безбожника в начальники. Хотят и нас безбожниками сделать!
И, взобравшись на возвышение, говорил:
— Если ажаны и жандармы вздумают вам помешать, вам разрешается их убить, потому что они поступают против законов религии и, следовательно, принадлежат к числу неверных.
И толпа невежественных людей, не понимая, что ислам, на защиту которого зовет их шейх, тут ни при чем, а что замешаны только интересы шейха, которому нанесли какой-то ущерб, — во имя ислама, напала на управление, чтобы его поджечь.
Через четверть часа о нападении и об агитации шейха узнало жандармское управление и отправило на выручку конный отряд. Жандармы пытались рассеять толпу, но это не удалось: в мозгу этих людей прочно засела уверенность в нарушении ислама, они были убеждены, что управление «Х» — безбожное учреждение, созданное правительством специально для распространения несчастья, и отказывались двинуться с места.
А шейх, окруженный толпой, стоя на возвышении, все проповедовал, поощряя толпу разнести и поджечь управление и истребить нечестивых жандармов. И толпа все распалялась и продолжала наступать.
Жандармам совсем не хотелось направлять винтовки на толпу, тем более, что начальник сказал, что эти люди ни в чем неповинны; что они являются орудием в чужих руках и поэтому им не следует причинять зла.
Оставалось одно: пригрозить фанатикам. И, чтобы пригрозить и напугать толпу, жандармы взяли винтовки наизготовку.
Как раз в этот момент какой-то отъявленный исфаганский лути, считавший, что быть убитым в этой свалке — значит попасть прямо в рай, подбежал к одному из солдат, выхватил у него из рук винтовку, быстро накинул на шею свой пояс и с помощью товарищей потащил полузадушенного жандарма волоком в толпу.
Бедный солдат пал жертвой демагогии и корыстолюбия ахондов.
Дальше медлить было нельзя. Жандармы подняли винтовки и дали залп в воздух. Не прошло и пяти минут, как на месте не осталось уже ни одного из этих глупцов. Но дело свое они сделали: в бессмысленном озлоблении они удавили солдата.
Кто ответствен за такие действия? Не те ли, что считают нужным держать народ в невежестве, что противятся распространению просвещения, видя в нем ущерб своим интересам?
Дело на этом не кончилось. Шейх, который от страха бежал бегом четверть часа, прибежал в конце концов в дом одного из агаян[6] и там засел. Чувствуя, что у него не хватит власти добиться своего, разрушить и сжечь управление, он решил прибегнуть к другому средству. Разделив своих приверженцев на две части, он притащил одних в дом ага, где они уселись в бест, других — направил в телеграфханэ — требовать по телеграфу немедленного удаления и наказания Али-Эшреф-хана.
И центральное правительство, которое во всех подобных случаях неизменно обнаруживает свое ничтожество, немедленно прислало Али-Эшреф-хану телеграмму следующего содержания:
«Ввиду необходимости вашего личного присутствия на заседании и дачи некоторых объяснений по ряду вопросов с получением сего срочно сдайте управление помощнику и выезжайте в Тегеран».
Вечером в тот же день, когда пришла телеграмма, Али-Эшреф-хан уже ехал в Тегеран, а скандалистам и черни было объяснено, что он давно занимался всякими художествами, вплоть до воровства и казнокрадства, и они поняли, что центр, даже этот испорченный Тегеран, готов исполнять требования уважаемого духовенства.
Через двадцать четыре часа Али-Эшреф-хан был в Тегеране. Побывав в управлении, он убедился, что никакого заседания не предстоит. Начальник обнадежил его: «Управление ценит его заслуги и в ближайшем будущем даст высшее назначение».
Прошел месяц. Али-Эшреф-хан все сидел в Тегеране без дела. Хождение в управление не давало результата: его не зачисляли на должность. К несчастью, хезретэ-Ашраф был за границей, другой министр, вследствие отставки, предпочитал домашнее уединение. Эфет больше не было при Али-Эшреф-хане (впрочем, он мог найти еще много Эфет и много охотников до Эфет).
6
Агая — множественное число от ага. В данном случае оно означает высших духовных особ, муджтеидов, которых, преимущественно, называют агаэн, господа.