Выбрать главу

И пока Ферох, задумавшись, вертел в руке письмо, все еще не решаясь его распечатать, Баба-Гейдар рассказал, как он пошел в кавеханэ, как ему сразу попался там шагерд с четырьмя-пятью стаканчиками крепкого чаю в руках, как ему подали стаканчик, а потом еще и еще, как он «заправил» и выкурил три чопока и как, проведя таким образом полчаса, вновь пошел к пишхедмету, который сказал ему, что ага уже изволили выйти из бани, прочли письмо и пишут ответ.

Баба-Гейдар ждал еще полчаса и выкурил еще три чопока. Потом пишхедмета позвали из эндеруна, и, сбегав туда, он принес большой пакет с ответом.

Обрадовался я, беру пакет, вдруг слышу из эндеруна чей-то голос, веселый такой, со смехом. «Что за глупый парень, — говорит, — с какими нелепыми просьбами ко мне обращается!»

Услышав эти слова, Ферох вскрыл письмо и прочел. Потом прочел второй раз. На лбу его выступили капли холодного пота. Он сказал только одно слово:

— Подлец!

Ответное письмо хезрет-э-валя Сиавуш-Мирзы было следующего содержания:

«Милостивый государь! Чепуховое письмо ваше прочел. Поистине я был удивлен, до чего вы неразумны, что решили обратиться ко мне с подобными неуместными просьбами.

Я же шахзадэ, а мы, принцы, — я и мои кузены — если кто-нибудь оказывается нам полезен, называем его всегда из приличия своим другом, но раз этот человек бесполезный, мы бросаем его и поворачиваемся к нему спиной.

Если я вам что-нибудь такое и сказал, то лишь в надежде, что вы впредь можете оказать мне какую-нибудь услугу, ну, что ли от смерти меня спасти, но если вы надеетесь, что я буду оказывать вам услуги, то это просто необдуманное воображение и совершенно неуместное. Что Мэин ваша двоюродная сестра, это меня не касается. И что вы ее любите, и будь она даже ваша тайная метресса, из этого не следует, что она может наносить ущерб моим интересам. Мой отец решил ее за меня взять, я тоже согласился и вовсе не намерен по просьбе такого человека, как вы, отказаться от состояния в полмиллиона и предоставить его вам.

Так что вы и сами изволите признать, что ваше требование совершенно неуместно и я в ответ могу только посмеяться. Но если когда-нибудь вы захотите бракосочетаться с кем-нибудь другим, и вам понадобится чья-либо помощь для сношений, извольте только сказать и я, настолько могу, буду к вашим услугам.

Милостивый государь! Не грустите, не сердитесь и не бранитесь, потому что в нашем словаре, то есть в моем и моих кузенов, высокие понятия о признательности и справедливости не имеют эквивалентов.

Смеющийся над вами после вашего письма, шахзадэ Сиавуш-Мирза».

Мог ли Ферох, прочтя подобное письмо, — это торжественное свидетельство подлости, безмозглой тупости и наглости автора — не возненавидеть весь мир?

Невольно вспомнил Ферох ту ночь, когда он спас Сиавуша. Ведь мог же он тогда спокойно и безучастно пройти по улице, не обратив никакого внимания на то, что там происходило. Пусть бы Хасан-Ризэ избавил мир от этого гнусного негодяя. Но разве Ферох был способен победить в себе чуткость к чужому горю, свою человечность и удержаться, чтобы не войти в тот дом?

Прочтя письмо, — одно сплошное оскорбление, — Ферох пришел в такое раздражение, что почти не понимал, что с ним делается. Он с силой ударил себя в грудь, туда, где сердце.

«Зачем ты заставило меня спасать его от смерти? Чтобы теперь он оказался на моем пути? Мало того! Чтобы это ничтожество теперь издевалось надо мной!»

Но через минуту, успокаивая себя, он думал:

«Разве можно давать доступ подобным мыслям? Если бы я так же не исполнял своего долга и не делал бы, что мне повелевает совесть, и я был бы таков же, как эти шахзадэ, ставшие предметом общей ненависти».

Бедняга Ферох за эти последние дни видел столько жестокости, что не выдержал и, убежав к себе, в отчаянии повалился на кровать.

Вечером у него началась жестокая лихорадка, усиливающаяся с минуты на минуту. Он был в таком тяжелом положении, что не узнавал окружающих. Старая нянька, заменявшая ему покойную мать, сидела у изголовья кровати, обмахивая его веером, тихонько плакала.

Фероху было от чего заболеть. У него не было больше сил и не оставалось больше надежд.

Глава тридцать первая

ТАМ, ГДЕ ЛЬЮТСЯ СЛЕЗЫ НЕСЧАСТНЫХ

Утро. Солнце давно взошло. С вечера прошел легкий дождь и от этого воздух невыразимо приятен. Минутами дует свежий ветер.