Достойный корчи звук трескающихся костей разнесся по всей камере, как будто слон наступил на пучок сухих веток. На висках Лоуренса все еще было слишком сильное давление, чтобы он мог отреагировать, подавляя любой потенциал для основных функций организма, поскольку он продолжал дрожать. Он вырвал подгузник, наполненный его фекалиями, из дрожащих рук Лоуренса и, когда он вытащил его, то на его месте остались переломанные пальцы, указывающиe во всех мыслимых направлениях. Они выглядели так, словно пытались разбежаться друг от друга.
Разбежаться – это все, о чем Лоуренс мог подумать, когда фекалии попали ему в лицо и подгузник свернулся вокруг него. Грязное густое дерьмо станет его последней едой, когда гигантский сжатый кулак Эдмона врежется ему в лицо, а затем в дверь камеры позади него. Его голова не выдержала бы и четверти силы удара, не говоря уже о полном ударе. Она лопнула, как арбуз под кувалдой Галлахера, но внутренности были темнее, чем у арбуза, особенно потому, что они были вмешаны в экскременты.
Волна жидкости, дерьма и крови пронеслась через отверстие камеры, попав на улыбку Хершела. Она залила внутреннюю часть его рта и изменила цвет его и без того несовершенных зубов. Хершел проглотил коктейль ужаса, как жаждущая собака, когда безжизненное тело Лоуренса с глухим стуком рухнуло на твердый пол, его мясистый командный центр теперь закрылся навсегда.
- Я же говорил тебе, Лоуренс! Здесь много разного дерьма на любой вкус! - закричал он на все еще дергающийся труп, издав маниакальный смех.
- Эдмон, - прошептал он, выпрямляясь. - Я знаю, чего ты хочешь, ты хочешь увидеть свою маму, да? Ну, знаешь что? Сегодня твоя счастливая ночь, - объяснил он, доставая из верхнего кармана маленькую черно-белую старую фотографию.
Он вытер рукой остатки брызг с лица и облизал кожу дочиста. Просунул выцветшую фотографию в дверную щель и помахал ею, как морковкой. Хершел предложил искушение неуклюжему сумасшедшему, как будто он был самим дьяволом.
- Я знаю, что ты помнишь свою мать, Эдмон. Я знаю, ты скучаешь по ней. Так? Я отпущу тебя сегодня вечером, чтобы ты нашел ее. Не позволяй никому остановить тебя. Не позволяй никому встать у тебя на пути. Там будет много людей, которые не хотят, чтобы ты ее нашел. Плохие, злые люди. Я думаю, что ты знаешь, что с ними делать, - объяснил он, говоря ясно и откровенно.
Хершел почувствовал, как его изнутри наполняет какой-то энтузиазм, о существовании которого он и не подозревал.
- Как тебе такое?
Эдмон уставился на него в ответ, без какого-либо выражения и реакции. Все, что он делал, это продолжал дышать, вдыхая единственным известным ему отвратительным способом.
Его реакция была такой же, как и всегда, но внутри он чувствовал дрожь. Внутри он чувствовал ярость. Внутри он чувствовал ненависть. Он ненавидел тех, кто разлучил его с его единственной любовью и единственным защитником. Задумчивое чернильное пятнышко в его глазах сверкнуло, когда он продолжал смотреть на разлагающуюся фотографию своей матери.
НИ ЗДРАВОМЫСЛИЯ, НИ ОБСЛУЖИВАНИЯ
Связка колокольчиков, свисающих с двери "Токио экспресса", прозвенела несколько раз, когда Эдмон вошел внутрь из кромешной тьмы. Его сильно разорванная смирительная рубашка все еще была залита жидкостями Лоуренса и его собственными выделениями. Он был в стандартных психиатрических штанах и рваных ботинках, которые он подобрал в раздевалке.
Он казался далеким от идеала, так как не смог смыть значительные брызги малинового цвета и кала со своей спины.
Он казался либо самым тревожным зрелищем в реальной жизни, с которым кто-либо сталкивался в своей жизни, либо эпическим костюмом на Хэллоуин. Учитывая близость ресторана к Институту Лэдда, шеф-повар предпочел не верить последнему.
Вонь кала и грязи, исходившая от Эдмона, вероятно, была дополнением. Даже если это был костюм, это было плохо для бизнеса - заявился настоящий убийца. Никто не смог проглотить ни кусочка своей еды, когда его прогорклый запах разнесся по столовой.
Тощий японец воткнул мясницкий нож в деревянную доску, на которой лежала сырая утка.
- Эй! Мне очень жаль, но мы закрываемся, - объяснил он, скрестив руки за стеклянной витриной с рыбой и мясом. - Пожалуйста, уходи сейчас же.
Эдмон не сделал ничего подобного не потому, что хотел сознательно бросить ему вызов, а потому, что не мог по-настоящему понять его. Был вероятный шанс, что это в любом случае не имело бы значения... он был не совсем в настроении следовать указаниям, учитывая, что это все, что он когда-либо делал за время своего пребывания на земле.