Эдмон сделал шаг ближе к ним, его грудь теперь была прямо у их носов, и повсюду распространялся его зловонный запах. Секунду спустя его дыхание остановилось.
Дональд посмотрел на него, пытаясь подавить отвращение к тому, как он дышит, в то время как Рут зажала нос.
- Парень, вы, ребята, действительно относитесь к этому серьезно. Как долго ты обходился без душа, чтобы так вонять? - он неловко усмехнулся.
Эдмон снова не ответил, и Дональд повернулся к своей дочери, которая теперь была в нескольких ярдах от них на окраине лабиринта.
- Детка, он просто играет в монстра. Он перестал шуметь, ты можешь вернуться сюда, хорошо? - Энн понимала, что он говорит, но все еще колебалась, рассматривая его деформированное тело, пока она стояла безмолвная и дрожащая.
- Все в порядке, детка, он ничего не сделает, я...
Последние слова Дональда были прерваны столкновением его черепа с черепом жены. Старая пословица "одна голова хорошо, а две – лучше" воплотилась в жизнь, и родственные души быстро поняли, что в этой поговорке нет буквальной правды.
Гигантские руки Эдмона хлопнули друг о друга, и в воздух взметнулись осколки костей черепа, кровь и мокрое мясо. Их тела ударились о землю, статичные, как внутренности пиньяты, и на Тимми обрушился поток крови. Его крошечные легкие набрали обороты, источая ужас, когда Эдмон быстро обхватил его руками.
Повернувшись спиной к Эдмону, Энн растворилась в густых кукурузных стеблях и наблюдала за Тимми, оставаясь скрытой в темном участке поля. В то время как она плакала по своим родителям, ее страх держал ее в узде. Каким-то образом ей удалось найти в себе силы сохранять удушливое молчание. Энн все еще надеялась, что ее брат найдет способ сбежать. Она молила Бога, чтобы он дал ему возможность ускользнуть. Ей хотелось окликнуть его и сказать ему, чтобы он бежал, но боялась, что следующее слово, которое она произнесет, потенциально может стать ее последним.
Она продолжала мысленно молиться, телепатически крича, но это не имело значения. Ее нервная молитва внезапно оборвалась, когда Эдмон снял куклу-пугало с заостренной палки, на которую она была насажена, и установил ее под небольшим углом по диагонали.
Эдмон бесстрастно уставился на выступающее вверх обтесанное дерево, проведя мясистым пальцем по кончику, который был примерно его роста. Он поднял извивающееся тело Тимми и быстро опустил его на штырь, и заостренный шип вошел ему в задницу, вонзившись в ткань прямой кишки. Он дергал его вверх и вниз, яростно насилуя мальчика и еще больше вскрывая наполненную кровью и дерьмом кишку, навсегда растянув его невинную задницу.
Горячая красная жидкость заполнила костюм Тимми, когда Эдмон перестал трясти мальчика и усилил давление. По мере того как он продвигал его дальше вниз по дубовой палке, зазубренное дерево продолжало свое движение вверх по его животу и кишечнику. Он перестал кричать, когда смесь его кала, крови и кишок вывалились у него изо рта. Вынужденное отрыгивание его внутренностей заставило его задрожать и замолчать. Тимми изо всех сил пытался освободиться, когда, наконец, потерял контроль над своими телесными функциями.
Эдмон стоял неподвижно, словно восхищаясь своей умелой работой. Он посмотрел на желтую луну на заднем плане, а затем снова на мальчика. Он схватился за покрытые ржавчиной вилы, воткнутые в один из тюков сена поблизости, прежде чем снова сфокусироваться на нем.
Энн молча наблюдала, как жизнь вытекает из ее брата. Она сделала все возможное, чтобы не произвести ни малейшего шума, пока Эдмон вводил обветренный инструмент в него, пока он не уперся прямо в шею мальчика. Его одежду покрыла кровь, и Энн сильно сжала кулак.
Тимми стал пугалом.
КЛАДБИЩЕНСКИЙ ШТАММ
Джесси и Ноа сидели вместе возле старого склепа, пока он заканчивал закручивать косяк. Ее костюм ожил, это было, безусловно, ее лучшее творение. Ей только хотелось, чтобы вокруг них всю ночь было зеркало, чтобы любоваться им. После того как пройдет немного времени, воспоминания о нем не будут такими яркими. Им также лучше не забыть снять несколько видео.
Ноа же выглядел так, словно только что закончил работу - его костюм был легкомысленным и скучным. Работник приюта был более устаревшим, чем календарь, и мучительно не оригинальным. Такой костюм, на который не обращали внимания, никогда не был интригующим. Джесси приукрасила его, как могла, кусочками своего домашнего рецепта фальшивой крови. По крайней мере, это добавило немного красок. Ее всегда поражало то, как можно покрыть кровью почти все, что угодно, и это выглядело чертовски потрясающе при лунном свете.