Когда Чарльз закончил вытаскивать последние вещи из синего шкафчика, Джесси заметила, что на скамейку упала записка. Надпись гласила: "Сдохни, ниггер!" Когда Чарльз направился обратно к их потенциальному укрытию, он заметил ее.
– Я однажды доберусь до этих ублюдков... - пробормотал он, когда ярость наполнила его адреналином.
Если бы это была любая другая ситуация, Джесси сказала бы что-нибудь, но вместо этого она просто быстро подняла ее и затащила с собой в шкафчик.
Топот в соседней комнате наконец прекратился, и они услышали приближающиеся гигантские шаги. Ужасающий, безошибочно узнаваемый ритм дыхания снова приближался. Чарльз тихо вернулся и неловко втиснулся внутрь вместе с ней. Дискомфорт ничего не значил, они просто были рады, что дверь закрылась.
Эдмон расхаживал, проходя мимо бесполезного заднего выхода, прежде чем добраться до последнего ряда шкафчиков. Он протянул обе руки по обе стороны прохода и без усилий отодвигал дверцы шкафчиков. Скип, уборщик выпал вперед из одного и приземлился на пол перед Эдмоном. Его тело явно было лишено самой малой жизненной силы, но это не имело отношения к Эдмону. Он все равно наступил ему на череп и наблюдал, как его адское копыто разнесло череп по всему полу. Он пнул выдолбленную сферу в сторону и продолжил движение вперед.
Эдмон перешел к следующим двум шкафчикам и открыл их двери точно так же, как и предыдущие. Анархический шум снова приблизился к Чарльзу и Джесси. До гибели оставалось несколько минут. Джесси посмотрела на Чарльза, ее пожирало чувство вины, кипящее на ее лице. Было кое-что, что ей нужно было выпустить. Она пукнула. Это было негромко, но Чарльз был достаточно близко, чтобы услышать и, что еще более тревожно, почувствовать запах.
- Серьезно? - спросил он с отвращением.
- Я начинаю задыхаться, когда нервничаю. Чарльз, я знаю, что мы никогда по-настоящему не общались или что-то в этом роде, но я должна тебе кое-что сказать, - объяснила она сквозь сумасшедшие звуки разрушения, приближающиеся к ним.
- Хорошо... тебе лучше поторопиться, пока он не пришел, - сказал он, довольный, что она предложила что-то, что на мгновение избавило его от ужаса.
- На самом деле мне нравится ремейк "Рассвета мертвецов" намного больше, чем оригинал. Я знаю, что Том Савини сделал эффекты в оригинале, и он по-прежнему мой любимый, но это всего лишь один из немногих случаев, когда ремейк превзошел оригинал.
- Ладно... Я даже не знал, что есть оригинал, но круто. Я думаю, что раз уж мы здесь исповедуемся в последний момент, я должен тебе сказать. Не то чтобы это имело значение, я думаю, с тех пор как ей оторвали лицо... - Чарльз начал плакать. - Я трахал мисс Мелло, и она была очень-очень хороша.
Джесси оглянулась на него, наморщив лоб. Никто никогда так не думает, когда речь идет о девушке, но это похоже на педофилию, не так ли? Ее рассуждения были прерваны тем, что прозвучало как какое-то шипение пара. Это было громко и далеко от трепки Эдмона. Внезапно они услышали, как открылась задняя дверь, а затем раздался голос, который они не узнали.
Эдмон обернулся, и Хершел протянул ему руку.
Между его грязными пальцами была зажата потрепанная и забрызганная жидкостью фотография матери Эдмона из его досье в приюте. Это заставило его замереть на месте, как и тогда, когда Хершел вывел его из Института Лэдда.
- Ты хочешь увидеть свою маму, Эдмон? Я могу отвести тебя к ней, я могу отвести тебя прямо сейчас. Просто следуй за мной, и ты увидишь ее, я обещаю тебе это.
Чарльз и Джесси не могли толком понять шепот или то, что именно говорилось, из шкафчика, но они были благодарны, что Эдмон прекратил свое разрушение. Долгожданная остановка после того, как ты признался на смертном одре и поверил, что тебя вот-вот разорвут на куски.
Эдмон начал медленно продвигаться вперед к фотографии, которую держал Хершел, как будто он мог видеть только ее фотографию и ничего больше. Хершел медленно попятился и вышел за школу.
Эдмон последовал за ним с послушанием одержимого, полностью умиротворенный и очарованный. Его охватило чувство ностальгии, такое чувство, которое только его мать когда-либо могла пробудить в нем. Ступив в темноту природы, он почувствовал необъяснимое тепло в холодном октябрьском воздухе.
ВОССОЕДИНИВШИЕСЯ
Хершел держался на безопасном расстоянии, в то время как Эдмон плелся за ним, пока они, наконец, не добрались до кладбища. Он лениво продолжал идти, фотография его матери была кровавой морковкой, а Эдмон был адской лошадью.