София застенчиво улыбается.
— Приятно познакомиться с вами, мисс Бартлетт.
— Ширли. Ты будешь называть меня Ширли, как это делает весь остальной мир.
София кивает, прежде чем опускает глаза на свои часы.
Мое время с ней быстро заканчивается, поэтому я осматриваю пространство в поисках свободного столика.
— Мы займем тот дальний столик, Ширли. Мне как обычно, а для София – бокал красного вина.
— Белое вино, — поправляет София. — Сегодня я пью белое вино.
Я улыбаюсь.
— Белое вино. Бокал из твоей лучшей бутылки, Ширли.
— «Хауз Уайт» подойдет, — ухмыляется София.
— Это она, не так ли? — Ширли поворачивается, чтобы быть прямо перед моим лицом. — Это девушка, о которой мне рассказывала твоя мама. Модельер.
София переминается с ноги на ногу.
— Да, — четко отвечаю я. — Это она. София – та девушка, о которой тебе рассказывала моя мама. Она самая невероятная девушка, которую я когда-либо знал.
***
— То, что я сказал Ширли – правда. Ты самая невероятная девушка, которую я когда-либо знал.
Она проводит указательным пальцем по краю своего бокала с вином.
— Думаю, мне следует поблагодарить тебя за комплимент.
София не сказала мне ни слова с тех пор, как мы сели. Мы молча ждали, пока Ширли принесет наши напитки. Когда она принесла их, рассказала о разговоре, который состоялся у нее сегодня с моей мамой, я слушал, полностью осознавая, что она отнимает каждую секунду времени, отведенное мне с Софией. В конце концов я попросил Ширли дать нам побыть наедине, и она без вопросов согласилась.
— Мне так жаль, София.
Пристальным взглядом София скользит по моему лицу. Я вижу печаль в ее глазах. Она поселилась там с той ночи в «Гибискусе», когда я обвинил ее в невообразимом.
— Я знаю, что это так.
Мое сердце радуется ее словам, хотя я знаю, что она из тех, кто умеет прощать. София более сострадательна, чем большинство людей. Я увидел это сегодня вечером, когда она подарила частичку себя всем на своей вечеринке.
— Мне следовало потратить некоторое время на то, чтобы успокоиться после того, как я узнал, что книга стала достоянием общественности. Я был зол, и когда набросился на тебя, это было совершенно неправильно. Тому, как я с тобой обошелся, нет оправдания.
Она кивает.
— Я понимаю, что ты был расстроен из-за того, что твоя книга появилась в сети, Николас. Чего я не понимаю, так это того, как ты пришел к выводу, что за этим стою я.
Это справедливый вопрос. Я знаю, что она не имеет в виду тот факт, что в то время я верил, что единственными двумя людьми, которые имели доступ к этому файлу, были мы двое. Она хочет знать, как я мог подумать, что она способна на что-то настолько коварное.
— Я плохо соображал. Я был в панике. У меня не было ни минуты, чтобы подумать о девушке, с которой я провел все это время.
— Ты рассматривал только холодные, неопровержимые факты?
— Это все, что я мог видеть перед собой в то время, — честно говорю я, прежде чем сделать глоток виски, чтобы подкрепить свои следующие слова. — Я был в ярости. На написание этой книги ушли месяцы, и все мои усилия оказались коту под хвост в одно мгновение.
— И деньги, — добавляет она. — Я знаю, ты, должно быть, много потерял.
— Деньги – это деньги, — я вздыхаю. — Все, что я получу от книги, пойдет непосредственно на благотворительность.
Она потирает заднюю часть шеи, от этого движения перед платья сдвигается, обнажая кусочек правой груди.
— Это великодушно с твоей стороны.
— Мне кажется, что это правильно. Это дерьмовая ситуация, но если из нее получится что-то положительное, я буду счастлив.
— Ты хороший человек.
Не могу сказать, сквозит ли в ее голосе удивление или нет, поэтому принимаю ее слова за чистую монету.
— Я хороший человек, но я облажался. С той ночи я жалею об этом.
— Это показало, что ты мне не доверяешь, — она делает глоток вина; ее губы оставляют на бокале слабый отпечаток красной помады. Мой член возбуждается при виде этого зрелища. Я хочу, чтобы эта помада была на мне. На моих губах, подбородке, груди и моем члене.
— Я доверяю тебе, София.
— Нет, — она качает головой. — Мне жаль, но я тебе не верю.
— Я доверяю тебе больше, чем кому-либо из тех, кого я когда-либо знал.
Она тихо хихикает.
— Слова – это всего лишь слова, Николас. Твои действия тем вечером говорят об обратном.
— Позволь мне доказать тебе это.
— Как ты это сделаешь? — кончиком указательного пальца она обводит контур мочки своего уха. — Ты не можешь доказать, что доверяешь мне.
— Я открою тебе свою душу, — я касаюсь ладонью центра своей груди. — Я знаю, у тебя есть вопросы ко мне, о моей жизни. Спрашивай, и я честно отвечу на каждый из них.
София пробегает взглядом по моему лицу, пока обдумывает мое предложение. Я знаю, что уже поздно. Тридцать минут, которые она мне предоставила, закончились десять минут назад. Вот она сейчас сбежит, и любой шанс, который у меня был вернуть ее, исчезнет вместе с ней.
Языком она облизывает нижнюю губу.
— Да, действительно, у меня есть вопрос. Я хочу знать, почему то письмо, которое написала тебе Бриелла, покрыто красными пятнышками чего-то, что выглядит как...
— Кровь, — перебиваю я ее. — Записка, которую написала мне Бриелла, вся в ее крови. Она написала записку как раз перед тем, как ее отец вошел к ней спальню и убил ее и нашего нерожденного ребенка.
Глава 13
София
— Она была беременна? — я стараюсь, чтобы это не прозвучало так же шокировано, как я себя чувствую. Николас прямо сейчас мог бы уже быть отцом, если бы у него не забрали мать его ребенка и его малыша. — Мне так жаль.
— Мы узнали об этом только в тот день, парой часов ранее, — он откидывается на спинку стула. — Мы были двумя детьми, у которых не было и двух центов, чтобы сложить их вместе, но мы были взволнованы.
— Вы не планировали ребенка?
Он кривится.
— Я учился в колледже. Бриэлла только прошлым летом окончила среднюю школу. Она работала, чтобы накопить на обучение. Это получилось случайно.
Я была случайностью. Мои родители однажды вечером пошутили по этому поводу с кем-то из своих друзей, когда выпили слишком много вина. Я услышала это признание и последовавший за ним смех, когда вышла из своей спальни, чтобы перекусить. В то время мне было не больше десяти лет. Я спросила их об этом на следующий день, и когда они оба, запинаясь, начали объяснять о Генеральном плане Бога для них, я поняла по выражению их лиц, что им было стыдно за то, что я услышала.