— Габриэль считает, что эта линия, возможно, будет самой успешной у «Фостер» на сегодняшний день.
— Он сказал тебе это? — спрашиваю я, наблюдая, как Николас наполняет элегантный бокал водой. — Расскажи мне в точности, что он тебе сказал.
Мужчина улыбается, опускаясь обратно в кресло.
— Он сказал, что не может припомнить дизайнера с таким необузданным талантом, как у тебя, и каждый день ругает себя за то, что не понял этого раньше.
— Он не знал, — я вздыхаю. — Я никогда не говорила Габриэлю, что я дизайнер.
— Знаю, — он берет мой бокал и делает глоток воды. — Почему ты держала это в секрете?
— Все просто, — я на мгновение закрываю глаза и делаю глубокий вдох. — Я боялась, что мои дизайны не произведут на него впечатления. Боялась, что покажу ему, и он скажет мне сосредоточиться на работе помощника по административным вопросам.
— Ты сомневалась в своих способностях?
— Я всегда знала, что у меня есть вкус к моде, — я делаю глоток воды. — И была уверена в том, что делаю, но когда я пошла работать на Габриэля, что-то изменилось.
— Что изменилось? — Николас опирается локтем на стол.
— Я знала, что у меня был один шанс произвести на него впечатление, и каждый раз, когда я создавала новый наряд, чувствовала, что могу добиться большего. Я хотела, чтобы работа, которую ему покажу, была бы идеальной, поэтому постоянно откладывала на потом, чтобы не столкнуться с разочарованием, если Габриэль ее отвергнет.
— Ты сразила его наповал, — его тон мягок. — Я полагаю, это очевидно из предложения, которое он тебе сделал.
— Ты знаешь детали моего контракта? — я делаю глубокий вдох.
— Нет, — отвечает Николас быстро и решительно. — Все, что я знаю, это то, что ты руководишь коллекцией «Элла Кара», и Габриэль не может быть счастливее.
— Я тоже рада. Осенью все, наконец, увидят, что я могу предложить. Я не могу дождаться, когда это произойдет.
Глава 17
София
Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, как только заканчиваю играть на пианино. Сегодня вечером я сыграла еще одну пьесу Шопена. Я освоила ее много лет назад под руководством своего учителя игры на фортепиано. Она была бы разочарована моим выступлением прямо сейчас.
— Тебе понравилось?
— Как может один человек быть таким разносторонне одаренным? — Николас смотрит на меня с того места, где сидит в кресле рядом с пианино. — Ты не только модельер мирового класса, но могла бы и выступать на сцене Нью-Йоркского филармонического оркестра и органично вписаться в коллектив.
Я не могла. На нетренированный слух мое умение играть может показаться впечатляющим. Я слышала, какие ошибки допустила нервными пальцами сегодня вечером. Он не заметил, потому что был сосредоточен на музыке в целом, а не на сложных частях, как я.
— Я дизайнер лучше, чем пианист, — я осматриваю маленький столик рядом с креслом, на котором сидит мужчина. И мгновенно осознаю, что фотография, где он и Бриэлла, исчезла.
Он следует за моим взглядом.
— Я спрятал ее подальше. Пришло время.
— Ты убрал ее из-за меня, — это не вопрос. Это заявление. — Она важна для тебя, Николас. Я думаю, тебе следует вернуть фотографию на место.
Он хлопает себя по колену.
— Иди, посиди со мной.
Я так и делаю. Мы оба все еще полностью одеты, и когда я устраиваюсь у него на коленях, то испытываю мгновенное умиротворение, когда он обхватывает меня за талию.
— Долгое время я сожалел о той ночи, когда она была убита.
Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть ему в лицо.
— Сожаления? О чем сожалеешь?
— Если бы я тогда не оставался со своим дедушкой так долго, то возможно, добрался бы до дома Бриэллы до того, как ее застрелили, — Николас резко выдыхает. — Я сожалею, что не взял ее с собой повидаться с моим дедушкой. Они встречались один раз до этого, и она ему понравилась. Я долго задавался вопросом, насколько другой была бы моя жизнь, если бы Бриэллы не было дома, когда туда приехал ее отец.
— Я прочитала несколько статей в интернете о том, что произошло, — я тянусь, чтобы накрыть его руку своей. — Он убил их поздно ночью. Все описывается так, как будто они все уже были в кроватях.
— Было поздно, — он кивает. — На следующее утро ей нужно было рано встать, чтобы открыть кафе, в котором она работала.
Я не хочу называть ее смерть судьбой, но Николас не смог бы спасти дувушку.
— Ты ничего не мог бы сделать, чтобы изменить то, что произошло.
— Мне потребовались годы, чтобы понять это, — он крепче прижимает меня к себе. — Потребовалось больше времени, чтобы заменить воспоминание об ее безжизненном теле в постели изображением ее лица, когда она еще была жива.