Она была моей фанаткой, опьяненной вниманием, которое я уделил ей на автограф-сессии. Это было ранним летним вечером в машине, которая везла меня в аэропорт Далласа. Я пригласил ее прокатиться и трахал, пока ее лицо было прижато к липкой искусственной коже сиденья. Я так и не узнал ее имени.
— Не спрашивай меня об этом.
— Я расцениваю это как «да», — София с вызовом приподнимает уголок рта. — Где еще у тебя был секс?
— София, — мой тон низкий, предупреждающий. — Мы договорились, что не будем обсуждать прошлых любовников.
Я жду, когда она заговорит о том факте, что теперь я знаю все подробности о жизни одного из ее бывших бойфрендов, Франко Абано.
— Мы взрослые люди, — она смотрит на часы. — Нам ехать к Габриэлю по крайней мере еще десять минут, так что давай поговорим о том, что нам нравилось и что не нравилось с нашими прошлыми любовниками.
Я не хочу. Я не могу представить себе сценарий, при котором обсуждение интимных подробностей секса с другой женщиной закончится хорошо. У Софии есть склонность к ревности, согласна она с этим или нет. Именно это заманило ее взглянуть вниз с балкона в Вейл Ист. Она увидела, как я разговариваю с Пенни. Она представила, как мы трахаемся, и решила положить этому конец. Все очень просто.
— Я не буду обсуждать с тобой женщин, с которыми спал, София. Это все в моем прошлом.
Она фыркает.
— Тебе не обязательно называть мне их имена или то, как ты их оценивал. Я спрашиваю, что тебе нравилось с ними делать.
Все, что она может себе представить, и даже больше.
— Откуда это взялось?
София скользит взглядом по передней части моих брюк, прежде чем остановиться на моем лице.
— Тебе нравится заниматься сексом в местах, где тебя могут застукать.
— Разве? — я издаю лающий смешок. — Я теперь эксгибиционист?
— Ты сказал, что хотел трахнуть меня на пароме, а только что предложил заняться этим в этой машине. У тебя в кармане есть презерватив, не так ли?
Я не буду ей лгать.
— Да, есть.
— Я никогда такого не делала, — она понижает голос до шепота. — Не знаю, смогу ли когда-нибудь.
Встревоженный, я потягиваюсь, чтобы коснуться ее руки, но она отдергивает ее.
— София, не выдумывай ничего обо мне.
— Если тебе в жизни нужна женщина, которая будет трахаться с тобой посреди дня на Бруклинском мосту, то я не такая.
— Мне нужна именно ты, — я наклоняюсь вперед на сиденье, чтобы смотреть ей прямо в глаза. — Если у меня и есть непреодолимая потребность трахаться на публике, то это только, потому что я постоянно жажду тебя. Я хочу тебя каждую секунду дня.
Единственный ответ, который я получаю — это молчание.
— Между прочим, все, что я когда-либо делал с женщиной в своей жизни, на данный момент даже не является воспоминанием, за которое стоит держаться. Я хочу тебя. Хочу, чтобы мы были вместе, наедине, когда будем заниматься любовью, — я заправляю ее волосы за ухо, чтобы лучше видеть ее профиль. — Я дорожу тобой, София. Этот презерватив оставим на потом. Ты сказала мне, что не впускала много людей в свою квартиру, поэтому я предположил, что там у тебя не будет защиты.
— Если у нас никогда не будет секса в общественном месте, тебя это устроит?
Да. Те несколько раз, когда я делал это, были захватывающими, но они были ничем по сравнению с тем, когда я с ней.
— Полностью.
Она откидывает плечи на спинку сиденья.
— Это последний раз, когда мы говорим о прошлом.
Нет. В какой-то момент нам придется обсудить этого долбанного мудака Франко Абано. Просто это будет не сегодня.
Жестокая ирония — это часть жизни, к которой никто не может подготовиться. Когда я входил в фойе роскошного пентхауса Габриэля Фостера, мои мысли были сосредоточены на одном человеке. Мужчине из прошлого Софии. Я читал сообщение от Крю о Франко Абано, когда услышал знакомый голос с другого конца комнаты.
Мое прошлое стояло в центре большой гостиной с бокалом вина в руке и высоким бородатым мужчиной рядом с ней. Ее длинные рыжие волосы выглядели точно так же, как в тот день восемь лет назад, когда я пробежал мимо нее на верхней лестничной площадке ее дома в поисках ее сестры.
Лилли Паркер, сестра Бриэллы, здесь.
Мы не разговаривали с момента совместных похорон, на которых она была вынуждена попрощаться со своей сестрой, двумя братьями и матерью. Мы никогда не упоминали ее отца в наших разговорах, но я знал, что она оплакивала также и его потерю. Это была потеря не его жизни, а доверия, которое она питала к нему.
— Лилли, — шепчу я ее имя, зная, что она меня не услышит. Но слышит София.