– Но я буду работать в тюрьме, Бэйл, – зло бросила я, все же вырывая руку. – И замуж за тебя не выйду все равно!
Похоже, последние слова оказались все же громче, чем хотелось бы. Несколько дам в стороне начали бросать на нас удивленные взгляды, перешептываясь.
Бэйл нервно улыбнулся им, слегка краснея. А я, воспользовавшись его заминкой, умчалась в конец зала. Рванула на себя огромные двери, проникая в пустой коридор, и помчалась вперед.
Позади послышался голос ашаи Зантарен, и я ускорила побег. По бокам попадались комнаты, и мне оставалось лишь выбрать, в какой из них спрятаться, надеясь, что они не заперты. Повернув направо, я удостоверилась, что Бэйл меня не видит, и дернула одну из ручек. Скрипнули петли, впуская меня в темное помещение.
Быстро прикрыв за собой, метнулась к окну, спрятавшись за тяжелой шторой.
Через прозрачное стекло падал скупой лунный свет.
В это время года темнело рано, и солнце успело давно спрятаться за горизонтом. Так что глухой, почти романтический полумрак должен был неплохо спрятать меня от преследования.
Так и вышло. За дверью послышался оклик Бэйлора, когда он пробегал мимо. Очевидно, ему и в голову не пришло, что я здесь.
Переждав еще немного, я глубоко вздохнула, и вышла из своего укрытия. Теперь можно было и осмотреться.
Впрочем, сумерки мешали определить назначение помещения. Стены здесь были отделаны ароматным деревом, а чуть в стороне стоял длинный стол с десятком стульев. Пара статуй по углам, и мягкий ковер на полу.
Я снова вздохнула, посмотрев в окно.
– Лучше бы я родилась мужчиной, – грустно усмехнувшись сама себе, задумчиво произнесла вслух.
– Тогда это платье шло бы вам гораздо меньше, – раздался чуть в стороне мужской голос.
Знакомый до боли. До судорожно сжатых пальцев на ногах. До стона, застывшего в горле.
Я резко повернула голову, замечая у соседнего окна мужскую фигуру.
Черный камзол, черные волосы, черные перчатки…
Как перья ворона. Как крылья ночи.
Только глаза изредка поблескивают алыми искрами. И я вижу это даже в такой, почти ослепляющей темноте.
– Опять мы с вами встречаемся, – тихо проговорил он мягким голосом, отозвавшимся в груди взрывом огня.
В один миг стало жарко.
Он смотрел прямо на меня, прижимаясь плечом к стене. Поза дышала расслабленностью, слабый серебристый свет падал на одну половину лица, придавая чертам еще больше пугающей, но таинственной притягательности.
– Что вы тут делаете? – сбивчиво спросила я, тут же растеряв все самообладание.
Сердце выдавало рваный ритм. Даже дышать стало тяжело, настолько сильно оказалось нахлынувшее волнение.
– Могу спросить вас о том же, – спокойно проговорил он, и мне показалось, что в уголках губ блеснула тень улыбки.
Но все же красивое, аристократическое лицо почему-то выглядело печальным. Словно мужчина был огорчен чем-то. И от этого под ребрами тоскливо заныло.
– Вам грустно? – вдруг спросила я, совсем не задумываясь о том, как бестактно это звучит.
С детства мне было привычно говорить именно то, что на душе. Без лжи или иносказаний. К сожалению, не всегда это качество помогало в жизни.
Вот и сейчас мужчина усмехнулся.
– Вы явно не знакомы с придворным этикетом, асаи, – прозвучал ответ, оказавшийся очень обидным.
Я поджала губы.
– Прошу прощения за то, что побеспокоила. Можете стоять здесь один в темноте, сколько вам…
И уже развернулась, чтобы уйти, как со спины раздалось:
– Не сердитесь, это комплимент.
Я замерла на месте от неожиданности.
– Комплимент?
Вновь взглянула на мужчину и увидела, как красивые, немного дерзкие губы смягчились.
– Конечно, комплимент. В свете всем наплевать, что у вас на душе, лишь бы на лице была улыбка. А вам вот не все равно. И, по-моему, это прекрасное качество.
– Я привыкла говорить и делать то, что хочу… – проговорила в ответ, слегка краснея. Надеясь лишь, что в темноте это не сильно бросалось в глаза.
Почему-то мне ужасно хотелось выглядеть уверенной в себе. Хотелось держаться хотя бы наполовину с таким же достоинством, как получалось у этого человека.
Но голос упрямо срывался, а губы слегка дрожали, стоило почувствовать на себе темный, внимательный взгляд.
– Вам повезло, если вы способны делать это также легко, как говорите, – ответил мужчина. – Я вот не свободен ни в своих желаниях, ни в своих действиях.
И, несмотря на то, что эти слова звучали очень грустно, задумчивое лицо было безмятежно спокойно. Словно он всю жизнь прожил именно так, а не иначе.