Лизетт не была уверена, что хотела этого. Внешность маман принесла ей лишь жизнь, полную ожидания того, что мужчина, которого она любила, наконец на ней женится. Когда Лизетт была маленькой, она верила в обещания папá, что однажды они станут настоящей семьей. Однако позже она стала терять веру в него.
В дверь коттеджа тяжело постучали.
– Я открою! – крикнула Лизетт, помчавшись в прихожую.
Открыв дверь, она улыбнулась. На пороге стоял другой ее сводный брат, девятнадцатилетний Доминик Мэнтон.
– Вы вернулись! Наконец-то! – воскликнула девочка.
Дом был совершенно не похож на Джорджа. В детстве он играл вместе с Тристаном, пока Джордж был в школе. Когда Лизетт, став старше, начала ходить за ними хвостом, он всегда проявлял к ней доброту, которой ее не баловали жители деревни, и за это девочка его просто обожала.
Однако сегодня Дом явно не выглядел счастливым.
– Я могу войти? – спросил он.
При виде его налитых воспаленных глаз и побелевших губ Лизетт обомлела… Дом держался так, словно был сделан из фарфора. Произошло что-то плохое. О господи!
– Тристан! – прошептала она. – Он ранен?
– Где он? – ответил Дом.
Его встречный вопрос сбил Лизетт с толку.
– Я не знаю. Его нет со вчерашнего дня. Ты должен поговорить с папá. Они вместе уехали на охоту.
Пробормотав ругательство, Дом расправил плечи.
– Отец мертв, Лизетт.
Его слова были подобны пощечине. Лизетт раскрыла рот, и в ту же секунду из-за ее спины донесся сдавленный вздох.
Маман стояла неподвижно. Она была белой как мел.
– Мертв? C’est impossible!4 Что могло случиться?
Дом провел затянутой в перчатку рукой по своим черным локонам.
– Я мало что могу вам рассказать, миссис Бонно. Я все еще пытаюсь разобраться в том, что произошло, пока я находился в Йорке. Как мне удалось выяснить, Тристан с отцом охотились, когда ружье отца дало осечку, вследствие чего он был ранен в грудь. Тристан с конюхом отвезли отца домой, положив его в спальне, где к ним присоединился Джордж. Конюх отправился за врачом, а Джордж и Тристан остались у постели отца. Там они и были, когда отец умер вчера, вскоре после заката.
Лизетт начала осознавать сказанное Домом. Ее глаза защипало от слез, и вскоре они уже катились по щекам. Услышав, что маман тоже тихо всхлипывает, Лизетт подошла к ней, и они, обнявшись, стали плакать вместе.
Папá не мог умереть. Она ведь видела его только вчера, когда он приезжал за Тристаном.
О господи, Тристан!
Лизетт бросила упрекающий взгляд на Дома.
– Если Тристан был там, когда папа умер, почему он не приехал домой, чтобы сказать нам об этом?
– Я не знаю. Я сам прибыл в имение всего пару часов назад. Но…
Увидев, что он колеблется, маман напряглась.
– Н-но что?
– Мы должны найти его. Джордж его уже ищет и будет здесь в любую минуту.
У Лизетт внутри все похолодело.
– Зачем Джорджу сюда приезжать? Он ведь не думает, что Тристан убил папá, правда?
– Нет, – ответил Дом коротко. – Хотя он, вероятно, попытался бы об этом заявить, если бы конюх не был свидетелем случившегося. – Он потер рукой свое усталое лицо. – Однако Джордж думает, что прошлой ночью Тристан украл Синее Пламя.
Лизетт задохнулась от шока. Синее Пламя был любимым чистокровным скакуном папá и Тристана. Папá обещал однажды подарить коня ее брату.
– Ты ведь не думаешь, что Тристан бы так поступил, правда?
– Я не знаю. Никто из слуг не может четко объяснить, что произошло после того, как отец умер. Они сказали, что Тристан в конце концов уехал, но Джордж утверждает, что глубокой ночью он вернулся и украл Синее Пламя. Пока мы говорим, он собирает людей, чтобы поймать Тристана и обвинить его в этом преступлении.
У Лизетт кровь застыла в жилах.
– Ох, Дом, нет! Как он может?
– Ты знаешь, как Джордж ненавидит Тристана. Он сделает что угодно, чтобы разрушить его жизнь.
– Поэтому ты здесь, да? – спросил Тристан, выйдя из коридора, ведшего к задней двери в коттедж и яростно вперив в Дома свои голубые глаза. Его сюртук был изорван так, словно он бежал напролом сквозь чащу, а брюки до колен покрывала засохшая грязь. – Чтобы стать свидетелем этого разрушения?
– Тристан! – крикнула Лизетт. – Не говори с ним так!
– Я здесь, чтобы предупредить тебя, – произнес Дом ровным голосом. – Если ты взял Синее Пламя, тебе придется его вернуть.
Щеки Тристана раскраснелись. Он продолжал неумолимо двигаться вперед.
– Почему? Он мой. Отец завещал его мне, и твой брат-осел подтвердил бы это, если бы не пребывал в такой решимости отказать мне в моем праве рождения.
– О чем ты говоришь? – прошептала маман.