— Самое прекрасное, что здесь есть, — это ты!
Она была так поражена, что повернулась, желая взглянуть ему в лицо. Он остановил ее взгляд своим. Отвернуться теперь было невозможно.
— Прошу тебя, присядь. Нам нужно поговорить.
Локита обернулась и посмотрела в сторону Энди. К ее изумлению, та дремала в кресле, откинув голову на подушки.
Князь проследил за ее взглядом.
— Нередко случается, — сказал он, — когда, испытав умственное или физическое перенапряжение, человек внезапно засыпает.
С этими словами он взял Локиту под руку и подвел к диванчику, стоящему близ открытых стеклянных дверей, из которых виден был сад.
Она присела, и он опустился рядом, расположившись бочком, чтобы не спускать с нее взора.
— Как ты прекрасна! — произнес он своим низким бархатным голосом. — Немыслимо, непостижимо прекрасна…
Локита залилась краской.
— Я бы хотела… поблагодарить ваше высочество за корзину с орхидеями, которую вы мне прислали…
— Однако ты оставила их в своей гримерной!
— Мисс Андерсон… посчитала, что ваш подарок… оскорбителен… Но я знаю, вы вовсе не хотели… чего-то подобного… но она почему-то… рассердилась.
— И была права! Это действительно оскорбление! — возвестил князь.
Локита ошеломленно взглянула на него. Он продолжал:
— Было оскорбительно с моей стороны полагать, что бриллианты могут стать достойным тебя украшением, тогда как на самом деле я желал бы снять с небосвода звезды и сделать для тебя из них ожерелье…
Звуки его голоса, казалось, посылают Локите сгусток могучего чувства, заставляющего трепетать все ее существо.
— Только из лучей солнца сплету я венок, достойный твоих волос, — говорил он и вдруг с необыкновенной страстью воскликнул: — Локита! Посмотри, что ты со мной сделала!
Не только отвести взгляд, но и дышать, казалось, стало теперь невозможно.
— Твой танец подобрал ключик к сокровенным тайнам моей души, — сказал князь, — я увидел тебя и понял, что всю жизнь искал только тебя. Я хочу тебя, Локита! Хочу тебя так, как никогда не хотел ни одну женщину, и все же… я боюсь…
— Бо…итесь?
— Ты — цветок, — произнес он. — И если я надломлю тебя, ты увянешь…
Локита с трудом перевела дыхание, но говорить была не в силах. И тогда князь с неизъяснимой нежностью взял ее руку, лежащую до того на коленях, и задержал в своей ладони.
Он разглядывал эту руку, эти длинные утонченные пальцы, способные выразить так много одним-единственным жестом, эту крошечную, мягкую, розовую ладошку, на которой судьба оставила свои письмена.
Потом он прижал эту руку к своим губам.
Он не целовал ее, он лишь гладил ее губами, проводя ими вдоль каждого ее пальца, потом — вокруг тыльной стороны ладони и вновь возвращаясь к запястью.
Когда ее трепет передался ему, он спросил:
— Ты что-то сейчас почувствовала?
— Д-д-да, — еле слышно отозвалась она.
— Скажи мне, что это было.
— Это… очень-очень странно… было похоже, когда я танцую… тогда я знаю, что вокруг меня ангелы и один человек, которого я люблю… но они всегда рядом со мной… а сейчас я чувствую… как будто все это внутри… внутри моего сердца…
— О моя радость! Моя милая! Именно это я и желал от тебя услышать!
— Но… почему же?
— Потому, что и в моем сердце сейчас те же чувства! Неужели ты не поняла, мой ангел, душа моя, что это и есть любовь? — С этими словами князь страстно прижался губами к ее ладони.
Локите почудилось, будто разряд молнии пронзил все ее тело, сковал дыхание, прошел через гортань и вырвался наружу.
Князь поднял на нее глаза:
— Я же сказал, что ты — цветок… И ты мой цветок, только мой, и никто никогда не отнимет тебя у меня.
— Энди! — прошептала Локита.
Князь бросил мимолетный взгляд через плечо:
— Предоставь все мне. Как и всякий человек на ее месте, она решит, что все случилось чересчур быстро, что мы не распознали своих чувств. Но ведь оба мы понимаем, что это — судьба, что мы знакомы с тобой всего несколько часов и при этом — целую вечность.
— Вы действительно… в это верите?
— Я клянусь тебе в этом, — твердо промолвил князь, — и если бы только мог, я подхватил бы тебя и унес туда, где никто не смог бы нас найти, где бы мы остались одни, где я учил бы тебя, моя радость, искусству любви — любви, которая полыхает сейчас в моей крови пожаром.
— Но может ли… любовь… прийти так скоро?
— Не так уж скоро, звездочка моя небесная. Это — любовь, которая обитает здесь испокон веку, любовь, которая, возможно, питала миллионы жизней, которые мы уже прожили на этой земле… — Он сильнее сжал ее пальцы в своей руке и продолжал: — Желая завоевать тебя, я лишь хочу отвоевать то, что когда-то уже было моим.