— Я не хочу заключать с тобой денежное пари, Иван. Для тебя это все равно ничего не будет стоить. Но вот есть у меня новенький гунтер серой масти, я не видел ему равных. У него, разумеется, арабская родословная, но такое совершенство из него сотворила блестящая выездка.
— Итак? — с улыбкой спросил князь.
Выговаривая медленно каждое слово, лорд Марстон произнес:
— Я поставлю своего Зимородка против одного из твоих отборных жеребцов.
— Идет! Если мы завтра решим покататься верхом, ты увидишь, что из себя представляет Сулиман. Это — роскошное животное, и стоил он мне больше, чем любая другая лошадь в моей жизни. И что важно, я не собираюсь с ним расставаться!
— С наслаждением буду ездить на нем по Роттен-Роу, — без тени сомнения произнес лорд Марстон.
— А я уже предвкушаю, как Локита взглянет на Зимородка! — парировал князь.
На сей раз расхохотались оба.
— Она не англичанка, — сказал князь, — какой бы народности ни была ее дуэнья! Ручаюсь головой, что это так.
— Здесь я с тобой согласен, — ответил лорд Марстон. — Хотя волосы у нее золотистые.
— Зато темные глаза. Странно, что при темных глазах у нее такого отлива волосы, однако могу поклясться, что они естественного цвета.
— Определенно это так, — согласился лорд Марстон.
— Но где она могла научиться так танцевать? Не представляю, где может существовать школа, в которой учили бы такому балету.
— Ты задаешь вопрос, который мусолит каждая парижская газета. Они едва ли не слагают ей оды, и при этом до сей поры ни одному, даже самому пронырливому, репортеру буквально ничего не удалось о ней вызнать достоверного, так чтобы сослаться на кого-то лично.
Лорд Марстон помолчал и медленно добавил:
— Никто не знает, откуда она родом, где живет, на каком языке говорит. О ней никто ничего не знает!
— Непостижимо! — воскликнул князь. — Невозможно поверить, когда такое говорят тебе про балерину!
— Я сам не могу с этим примириться. Четыре раза я видел Локиту на сцене — и каждый раз уходил, потрясенный тем, что в этом извращеннейшем из городов, где правит бал искусственность, может найтись что-то столь изначально неподдельное, что кажется, будто ты внимаешь ей не глазами, но сердцем.
— У меня точно такое же чувство, — произнес князь, понизив голос. — Но здесь что-то большее, Хьюго. Эта девушка коснулась самого сокровенного, и клянусь тебе, подобного со мной еще никогда не случалось!
Глава 2
По залу кругами расходился грохот оваций. Поднявшись с кресел, люди кричали и неистово били в ладоши.
Шум в зале грозил перейти в настоящую вакханалию. Когда Локита оказалась за кулисами, к ней подскочил режиссер постановки:
— Прошу вас, выйдите к публике, мадемуазель!.. Ради всего святого, выйдите к публике! Они готовы разнести театр!
Не успела Локита сказать слово, как послышался резкий ответ мисс Андерсон:
— Об этом не может быть и речи! Вы же знаете, что по условиям ангажемента мадемуазель не выходит на поклоны.
С этими словами она накинула на плечи Локиты шерстяную шаль и повела ее по коридору в направлении гримерной.
— Mon Dieu! C'est incroaybe! — застонал режиссер и порывистым жестом приказал оркестру заиграть что-нибудь бравурное, дабы угомонить возбужденных театралов.
Локита и мисс Андерсон поднялись по железной лестнице в отведенную им на втором этаже гримерную.
Небольшая, квадратной формы комната с низким потолком была обита светло-коричневыми шпалерами. Висевшие на медном карнизе драпировки из того же материала скрывали один из углов комнаты.
Окно, выходившее в маленький внутренний дворик, смотрело на глухую, испещренную трещинами стену и через ночную тьму отбрасывало на нее желтые пятна света.
Комната была напоена благоуханием — цветы стояли на полу, на туалетном столике, лежали на кресле. Повсюду виднелись корзинки, букеты, гирлянды — с непременными карточками поклонников, — выдающие свойственную парижанам экстравагантность вкуса.
— Сегодня ты была великолепна, моя дорогая, — прикрыв за Локитой дверь, сказала мисс Андерсон.
Локита издала кроткий вздох, словно бы кто-то прервал ее сон:
— Мне казалось, что папа — рядом со мной, и я думала о том, что он радуется за меня.
Мисс Андерсон было известно, что именно благодаря этому ее ощущению весь зрительный зал приходил в состояние гипноза и отчаянно силился подавить рыдания.
Но ей не хотелось, чтобы Локита испытала смущение оттого, что поймут, чьи образы она выносит с собой на сцену. Кроме того, мисс Андерсон знала секрет ее успеха. Давая волю своему воображению, она воплощала те чувства, которые в данный момент переживала.