— Боялся.
— Чего? Бунтарь ты мой!
— Я не знал, как ты встретишь меня. Не был уверен, что ты будешь рада меня видеть.
— Да как ты такое подумать только мог?
— Мог, Рубинушка, мог. Я же убийца твоего брата. Родного брата!
Кармелита не сразу догнала Люциту. Та сидела у самого выхода и поэтому уже успела уйти далеко. Кармелита пантерой вцепилась ей в плечо:
— Эй, стой! Что ты сейчас наговорила?
— Что видела, то и сказала, — холодно ответила Люцита.
— Что ты видела? Что ты могла видеть? Не брал Максим у вас никакого ружья. Ты что, не понимаешь, что он не виновен?
Люцита всплеснула руками:
— Люди! Ромалэ! Что творится?! Невеста защищает человека, который хотел убить ее жениха. Хоть бы постыдилась.
— Мне нечего стыдиться.
— Как же?! Миро ранен, а ты тут убийце глазки строишь! Я все видела, не слепая.
— Люцита, врать на суде, чтобы посадили невинного, это тоже преступление. И ты за это поплатишься!
— Отпусти. Это ты поплатишься.
Люцита постаралась вырваться из цепких рук Кармелиты. Но не тут-то было.
Та крепко схватила ее. Девичья возня со стороны все больше походила на драку. Хорошо, Баро и Земфира рядом оказались. Растащили дочек, в разные стороны — каждый в свою.
Баро увел Кармелиту в какой-то глухой переулок. Хотел поговорить с ней по-отцовски, но получилось как-то наивно, по-школьному:
— Дочка, ты отвратительно себя вела. Накинулась на Люциту… Что это такое?
— Я? Это не я, это ты отвратительно вел себя в суде. Как ты мог сказать, что Максим хотел убить Миро?!
— Я же не так сказал. Этот из меня выдавил… как там…что у него был мотив, мог быть. Ты же видела, я пытался не отвечать, но меня вынудили…
— Да какая разница?! Как ты мог так сказать? Ты же знаешь, что стрелял не он!!! А все равно, Что-то хрустнуло. Девушка замолчала. Подозрительно огляделись вокруг, прислушались. Нет, все тихо. Эти старые дома, оседая, сами собой похрустывают.
— А все равно хочешь его осудить, — закончила фразу Кармелита.
— Неправда, я вовсе этого не хочу. И потом, судьба Максима, меня не интересует.
— Да что ж ты за оборотень такой! Судьба человека полностью в твоих руках! И она тебя не интересует?!
— Как с отцом разговариваешь! Если честно, судьба Максима не в моих, а, прежде всего, в твоих руках!
— Это значит, ты будешь продолжать скрывать своего свидетеля?!
— Да. Хотя скрывать осталось недолго. Скоро приговор объявят.
— Кто же дал тебе такое право — распоряжаться чужой жизнью?
— Это право отца. Твоего отца. Я знаю, что этот гаджо несет тебе только боль и разочарование. А я как мужчина, прежде всего, должен беспокоиться о судьбе своей дочери…
Но Кармелита не дала ему договорить.
— Тогда я, твоя дочь, побеспокоюсь о судьбе Максима. Я найду способ, как вытащить его из тюрьмы. Обязательно найду!
Баро сплюнул и пошел прочь.
А по другую сторону от здания суда на свою дочку коршуном налетела Земфира.
— Что за чушь ты несла в суде? Ты что, на самом деле видела, что Максим нес какой-то сверток?
— Может, видела. А может, и нет.
— Хватит морочить мне голову. Говори правду; что ты видела?
Земфира схватила Люциту за подбородок и повернула ее лицо к себе: глаза в глаза.
— Да ничего я не видела, — сказала дочка и отвела взгляд.
— Тогда зачем ты врала? Чего ты этим добиваешься?
— Я хочу, чтобы Максима посадили!
— Скажи на милость, зачем тебе сажать Максима, если он невиновен. Это же просто подло! И потом, ты что, хочешь, чтобы Миро вернулся к Кармелите?
Люцита, не зная, что ответить, залопотала, что на язык подвернулось:
— Да мне… мне… не интересно, что там у них с Кармелитой…
— Всегда было интересно. А теперь неинтересно. Что-то ты темнишь, дочка.
— Мам, ну мам… ты… ты ничего не понимаешь. Я… я… хочу защитить Миро, — вдруг, неожиданно для себя, Люцита поняла, что нужно говорить. — Ведь если Максим один раз пытался его убить, то он и еще может попытаться.
— Бог ты мой! Дочка! Я же говорила тебе: у Баро есть свидетель, который видел, что Максим не стрелял.
— И где же этот свидетель?
— Это знает только Баро.
— Да? А почему же в суде он ничего не сказал про этого свидетеля?! — перешла в наступление Люцита.
И тут уж Земфира замялась, не зная, как ответить дочке, чтоб и не соврать, и никого не подставить.
— Ну, ну… Он барон. Ему лучше знать, когда что говорить.
И тут Люцита сказала, как капкан захлопнула:
— О, конечно. Зарецкий — барон, мудрый барон, справедливый барон. Он всегда знает, что говорит. И наверно, он не случайно сам, при всех заявил, что Максим вполне мог стрелять в Миро!