Припомните, что вы можете сказать о том дне, когда произошло покушение на жизнь гражданина Милехина.
— Да ничего не могу сказать… Кроме того, что в гостинице трубу прорвало.
— Тогда зачем вы пришли сюда? В суд?
— Как зачем? Чтобы сказать, что Максим невиновен.
— Павел Павлович, вашей веры в невиновность гражданина Орлова недостаточно. Понимаете, нужны факты…
— Да я понимаю. Но поймите и вы меня. Ведь беда грозит хорошему человеку.
И так Палыч искренне это сказал, что все притихли. И даже Чугаев задумался. О деде своем, которого в 39-м совершенно зря шлепнули. То есть по бумажке, присланной домой, он, конечно, умер от воспаления легких в 43-м. Но на самом деле — шлепнули в 39-м. Петр Архипович в архивах узнавал…
— Эх, Павел Павлович, — сказал в сердцах судья. — Если бы заранее знать, кто хороший, а кто плохой…
— Ну почему ж заранее. Я с ним столько лет знаком. Уверен: его кто-то подставил. Хороший парень, а гибнет ни за что. За то, чего он не делал.
Точно говорю: Максим не стрелял. Ни в кого и никогда! Вы в глаза его посмотрите. А-а-а… — Палыч бессильно махнул рукой.
— Спасибо, Павел Павлович. Если вам больше нечего сказать, то садитесь на свое место.
Астахов, сидевший в зале, высоко оценил работу Форса, его ход с Палычем.
Казалось бы, совершенно пустой бессмысленный свидетель. Но, с другой стороны, именно такой смешной, нелепый, но безумно трогательный старик очень помог, задал в зале правильную атмосферу — хорошую, искреннюю.
А вот и самого Астахова позвали свидетельствовать. Он вышел и заговорил, спокойно, деловито:
— Гражданина Орлова я знаю с наилучшей стороны. Это серьезный, ответственный молодой человек. На него всегда можно положиться.
Форс решил подправить речь своего заказчика, направить ее в нужное русло:
— Скажите, Николай Андреевич, давно ли вы знаете Максима Орлова?
— Давно.
— Вы когда-нибудь замечали, чтобы он с кем-нибудь скандалил, конфликтовал?
— Никогда! Это открытый и безобидный человек.
— Скажите, это правда, что несколько недель назад ваш сотрудник Орлов был какое-то время на больничном?
— Да.
— По какой причине?
— Его ранили.
— Производственная авария?
— Нет. Кто-то ударил его ножом.
— Наверно, Орлов тяжело перенес это нападение, боялся ходить по городу?
— Нет. Максим вел себя очень мужественно. Он голой рукой вырвал у нападавшего один из ножей. Но, к сожалению, у того оказался и второй, которым и было нанесено опасное ранение.
— А кто доставил Орлова в больницу?
— Насколько я знаю, Палыч, его друг, который только что передо мной выступал.
— У нас в городе не так часто случаются подобные нападения. Почему же столь дерзкое нападение не привело к судебному процессу?
— Ну об этом лучше спросить у следователя. Но, насколько я знаю, Максим сказал, что прощает нападавшего, кто бы это ни был, и не хочет длить ссору…
В зале ахнули. А Рыч, сидевший в самом центре, рядом с Баро крепко сжал кулаки и опустил глаза.
Форс недоуменно развел руки, сотворил удивленную рожицу:
— Ничего себе… Неожиданное решение. То есть, как я понимаю, чувство мести для Орлова несвойственно?
— Нет. Абсолютно.
— Благодарю вас, господин Астахов. Свидетель ваш, господин Чугуев.
Обвинитель встал, размял затекшие от долгого сидения ноги. И резко спросил:
— Гражданин Орлов и сейчас у вас работает?
— Нет. В последнее время он у меня не работал.
— Почему? Вы его уволили?
Николай Андреевич замялся. Он вспомнил, как ходил к Максиму в гостиницу.
И тот сказал, что уезжает из-за женщины. Астахов очень быстро догадался, что это за женщина…
Форс чуть не взвыл от злости. Он не предупредил Астахова о том, что такой вопрос очень вероятен. Да, нужно отвечать, да! Я его уволил. Но это нормально. Мы с ним разошлись во мнениях, как вести бизнес. А поскольку я начальник, то… И, несмотря на его увольнение, сохранили замечательные отношения. И это лишнее подтверждение миролюбия, не мстительности Максима Орлова.
Но нет, нет, поздно, Форс чувствовал, что Астахов сейчас ступит на другую дорожку.
— Нет, Максим сам уволился.
— Почему?
— Он собирался уехать из города.
— Один?
Астахов опять притормозил. Форс с трудом сдерживал себя, делая вид, что ничего особенного не происходит.
— Нет, ну, не один, но… я не понимаю, какое это отношение имеет…
— Имеет, — жестко сказал Чугуев. — А с кем?
— Что "с кем"?
— С кем уехал?